Тень воина - [51]

Когда силы вернулись, и он вновь почувствовал, что может ходить, как нормальный человек, а не переползать с места на место, он вышел из малиновых зарослей, чтоб определиться куда же его занесло. Слава Богу, удача не покинула его. Куда подевался противник, он не знал, а вот самого его занесло не так уж далеко от Киева.

Оставалось решить, что делать дальше.

Нет. Он не отбросил мысли найти Митридана и отобрать у него «Паучью лапку». Однако чтобы превратить эту прекрасную мечту в реальность, нужно было найти колдуна или хотя бы Гаврилу. Он надеялся, что ловушка, в которую его заманил Митридан, обошлась тому ничуть не дешевле, и тот пролежал в позорном бессилии не меньше него. Кроме того, почти наверняка (дорого бы дал Игнациус за то, чтоб его надежда превратилась в уверенность!) у беглого колдуна Митридана нет с собой волшебных вещей, через которые его колдовство могло достичь цели — Шара, ковра самолета или чего-то подобного.

…Первым делом он вернулся в Киев и вытряс из содержателя корчмы свой ковер и мешок. Тех остатков колдовства, что еще оставались в нем, ему хватило, чтоб найти Гаврилу. Два дня насмерть запуганный содержатель корчмы мирился с тем, что Игнациус жил в корчме, творя странные ритуалы, а колдун все это время ломал голову над тем, как оградить несведущего в колдовских делах Гаврилу от происков Митридана.

Увы!.

К непритворному огорчению Игнациуса его соперник остался жив. Правда и ему не дешево обошлась их Киевская схватка. Сил у колдуна теперь хватало лишь на мелкие пакости, но и у мага они были не беспредельны. Силы возвращалась к нему тоненьким ручейком, но и та малость, что приходила не задерживалась — все уходило на борьбу с колдуном. Слава Богу, что их пока хватало, чтоб отражать его магические нападения на Гаврилу. Колдун не унимался и раз за разом повторял попытки. Совсем тяжко, правда, пришлось только один раз, когда Митридан хотел напустить на бедного соотечественника демонов воздуха, но Игнациус справился, хотя потом до вечера валялся в черном забытьи и едва не упустил науськанных врагом разбойников.

Он отбивал атаки, защищал Гаврилу, но куда как удобнее было бы делать это, находясь рядом.

Истерзанный ожиданием колдун однажды утром, когда его ковер в очередной раз не сумел подняться в воздух, скатал его, взвалил на плечо и ушел из корчмы к немалому облегчению хозяина, по следу Гаврилы.

Украв коня, он бросился в погоню, надеясь, что Митридан чувствует себя не лучше, если вообще как-нибудь чувствует.

Он торопился не щадя ни себя ни коня, только изредка останавливаясь, чтоб дать отдых животному.

Вот и теперь он сидел, ожидая, когда конь сможет нести его дальше. Беспокойство грызло мага, и он все чаще поглядывал на коня. А тот, словно и не чувствовал, что нужен новому хозяину, знай себе пощипывал траву и молодые ветки.

«Волчья сыть!» — злясь от бессилия, подумал маг. — «Свиное отродье… Только б жрать. Ну, ей Богу, кончится терпенье — волкам скормлю!»

Конь вскинул голову, словно и впрямь почувствовал опасность.

Игнациус вскочил, прислушиваясь к лесу. Конь поводил головой и вернулся к веткам. Ага! Не в волках, похоже, дело. Похоже, что кто-то нагонял его. Маг засмеялся. Кто бы ни был этот неведомый всадник, перед Игнациусом у него было одно огромное преимущество — свежий конь. Ухо мага выискивало стук копыт, когда только что прозрачный воздух вокруг потемнел. Зелень сквозь него стала казаться темнее, словно пожухла, прихваченная ранним морозом. Игнациус протер глаза, словно дело было в них, но серости только прибавилось. Она превратилась в дымку, что окружила его со всех сторон. Сообразив, что тут твориться маг заорал и бросился прочь, но воздух сгустился и потек вращающимися волнами вокруг него. Остатками колдовства, что еще оставалось в нем, Игнациус попытался остановить вращение, спасти себя, но тщетно. Ломая сопротивление, чужое колдовство закрутило его, развеивая силу, гася сознание…

Сверху, с ковра, было видно, как конь сорвался и не разбирая дороги, с ржанием рванул прямо сквозь кусты. Всадник, вокруг которого ходили, пересекая друг друга серые кольца, делая поляну похожей на водную гладь, усеянную вилами, остался на месте, шатаясь и, постепенно теряя очертания человека, превращался в дым.

Белоян наблюдал за превращением, держа перед собой простой глиняный горшок со снятой крышкой. Хайкин едва взглянул на него и тут же посмотрел вниз, но опоздал. Человека на поляне уже не было. Превратившись в клок серого тумана, он, подчиняясь движениям Белояновой руки, вытянулся вверх, став похожим на дымовой хвост, что часто можно видеть над избами, в которых топятся печи, поднимался к ковру.

Дым коснулся кувшина и медленно вполз внутрь. Белоян, шепча заклинания, накинул сверху тряпицу и уселся, постукивая по ней пальцами, словно уминал там что-то, не давая вылезти назад. Хайкин сидел молча, под руки не лез и просто смотрел. Белоян бросил на него косой взгляд, спросил:

— Можешь так?

Журавлевский волхв пожал плечами.

— Всему не научишься.

— Этому — можно. Научу, — пообещал волхв Киевский. — Иногда от таких забав большая польза выходит.