Тень Тибета - [32]

Его крик прозвучал как призыв к оружию против общей опасности, заставил их временно отложить выяснение отношений. Они натянули удила и пришпорили лошадей. Джуча без сожаления оставил позади на земле тушу антилопы, хотя знал, что она теперь достанется стервятникам и шакалам. Они помчались следом за степняком, постепенно нагоняя, подтягиваясь, направляясь к горе, над пологой вершиной которой показался край серой тучи.

Приграничные нагорья северного Тибета местами заросли густыми сосновыми лесами, которые были удобными для засад, укрывая даже сотни воинов.

Двое верховых манчжур, по поведению несомненные разведчики, как сытые шакалы, всматривались и вслушивались в окрестности, но больше по привычке, чем ожидая, что кто-то осмелится устроить им ловушку. Они продвигались по седловине перевала у восточного сужения протяжённой долины, на выходе из неё, где склоны холмов по обе стороны были густо облеплены деревьями, среди которых преобладали сосны с их бурой и рыжей корой на прямых стволах. Они приостановили коней, и один рукой указал другому на лежащего возле кустарников опушки степняка. Из спины его торчала стрела, но он ещё не был раздет грабителями. Они насторожились, однако уверенно двинулись к лежащему, вглядываясь в просветы между деревьями, и не сразу увидели, как из леса противоположного склона легко и молча вылетели три всадника ойрата. Двое ринулись на манчжур, а третий заворачивал лошадь, отрезая им путь к отступлению. Манчжуры выхватили из ножен мечи, однако были ловко вырваны арканами из сёдел, сброшены на траву и волоком затащены в кустарник. Претворявшийся убитым степняк вскочил и убежал туда же. Третий всадник ойрат нагнал оставшихся без седоков коней, подхватил их поводья и, увлекая за собой, скрылся за первыми рядами деревьев. Это произошло так быстро, что происшествие завершилось прежде неторопливого появления головы сотника основного отряда манчжур, который поднимался на перевал следом за разведчиками.

Конники за конниками, повозки за повозками выезжали манчжуры к ложбине перевала. За ними понурой толпой семенили подгоняемые надсмотрщиками и обречённые на рабство пленники: женщины, дети и мужчины. Замыкали отряд пешие воины в стёганых халатах.

С вершины холма, скрытого кронами сосен, они были видны как на ладони, представлялись огромной змеёй, которая вползала в горловину из долины, оставляя позади дым пожаров разграбленного большого стойбища. Прибыв из столицы с частью своих людей, лама-тысячник охраны дворца Потала, сам убедился в верности донесений, что манчжуры хозяйничают в приграничье открыто, уверенные в безнаказанности. Усиления приграничных войсковых подразделений и военные столкновения могли вызвать войну, а войны Далай-лама стремился избежать. И тысячник дворцовой охраны по его поручению должен был воспользоваться особой подготовкой своих воинов, чтобы пошатнуть самоуверенность манчжур, приучить к большей осторожности и осмотрительности. Иначе приграничье могло обезлюдеть или заволноваться намерениями перейти под власть манчжурского царя. Ниже на склоне выступал горб пригорка, к нему и спустились с холма и укрылись тысячник, его телохранители и два сотника наёмников.

Отряд манчжур между тем приблизился к самому опасному для них, самому узкому и обхваченному с двух сторон лесными зарослями участку перевала. Было видно, что их сотники удивлены и встревожены бесследным исчезновением разведчиков. Слуха ламы-тысячника достигали их отрывистые выкрики приказов, и две с половиной сотни их воинов стали грубыми окриками и ударами плетей нещадно подгонять запряжённых в повозки с награбленным яков и идущих пленных, с явным намерением как можно скорее преодолеть удобное для засады место.

Тысячник приподнял левую руку и тихо, властно отдал распоряжения сотникам наёмных степняков. Неприметно для противника, они перебежками и пригибаясь на открытых проплешинах склона живо спустились к лесной роще и скрылись за деревьями. Тысячник махнул рукой, и обе небольшие бронзовые пушки были вынесены на верх пригорка, укреплены в дубовых ложах. Одна за другой они сразу же выстрелили в сторону манчжурских конников. Каменные снаряды взлетели над склоном, и первый со свистом угодил в колесо повозки – она с треском завалилась, из неё покатилась на траву награбленная добыча. Только второй снаряд достиг главной цели, проломил грудь всадника, свалил его к конским копытам следующего ряда воинов. Замешательство разрушило порядок в рядах конных манчжур, и из лесу высыпали степняки на своих быстрых и, как ветер, легконогих лошадях. Двумя сотнями глоток они заулюлюкали, завизжали и завыли, потрясли окрестности воинственным кличем монгольской орды:

– Урр-а-кхт!

Единственная, медная пушка манчжур была снята с повозки и выстрелила им навстречу, попала снарядом в морду лошади в первом ряду несущейся лавины. Полсотни конников манчжур, все, сколько их было, бросились вперёд за опытными десятниками, намереваясь клином отрезать левое крыло нападающих, чтобы ослабить их удар на остальной отряд, дать ему возможность для бокового встречного нападения. Но им пришлось набирать скорость кверху склона, они не успели этого сделать и были смяты, расстроены, рассеяны и завязли в рубке на мечах. На каждого из них приходилось двое-трое противников, и с ними вскоре расправились. Лишь четверо пробились сквозь лавину степняков, оказались в их тылу.