Тень Серебряной горы - [21]

И Ефимов ушёл. А капитан весь оставшийся вечер был задумчив, дома ужинал без всякого аппетита, спал очень чутко, ворочался… Да у него всегда так бывало перед такими приездами, а после всегда сразу отпускало, вот он и не обращал на это внимания.

Глава 7

А зря. Потому что Илэлэк в субботу так и не появился – ни в обед, ни к ночи. Илэлэковского посыльного, привели в съезжую, и там капитан его лично допрашивал и всячески пугал, но посыльный, а его звали Подолча, продолжал твердить, что Илэлэк и в самом деле должен был уже приехать, а что с ним могло приключиться в дороге, откуда теперь знать?

– В тундре всякое бывает, – говорил Подолча. – Остроголовый старик никого не жалеет, а кого задумает, того сожрёт.

– Ладно, ладно! – сказал капитан. – Иди пока что. Но если твой тойон и завтра не объявится, я тогда лично пойду по твоему следу и всё разузнаю!

Подолчу увели и заперли, где надо. А капитан весь день ходил задумчивый, и так же задумчивый был в бане, и так же задумчивый дома за ужином. И уже только назавтра, в воскресенье, в церкви, когда капитан вёл службу, дверь вдруг открылась, показался Черепухин и сказал, что Илэлэк приехал. Капитан сказал, что пусть немного подождут, и продолжал читать. А самому ему уже, конечно, прости, Господи, ничего в голову не лезло! Но дочитал главу, вывел солдат, велел взять под курок и пошёл к парадному крыльцу.

Там уже и в самом деле стояло несколько собачьих нарт, вокруг них толпились юкагиры с копьями и только один наш Синельников с ружьём. Синельников что-то говорил Илэлэку, тот кивал. Синельников был на это ловкий, он и по-юкагирски знал, и по-корякски, и даже по-чукочьи, правильнее, по-луораветлански, вот, чёрт ногу сломит, подумал капитан, выходя из-за угла к крыльцу. За капитаном следом шли солдаты с ружьями наперевес. А тут ещё в ворота стали заходить казаки. Где они были раньше, спрашивается, сердито подумал капитан, но тут же сразу улыбнулся и сказал, обращаясь к Илэлэку:

– А ты всё толстеешь! Какой молодец! Приятно на тебя смотреть!

Илэлэк и самом деле был не сказать чтобы худой, да и одет он был богато, если судить по-юкагирски. То есть на нём была новенькая оленья кухлянка, густо расшитая блестящим бисером, и высокая бобровая шапка. Но Илэлэк был не из тех, кто любил похваляться, потому он в ответ на капитанские слова только покачал головой и сказал без всякой радости:

– Э, тебе бы только посмеяться! Какой я молодец? Из меня уже труха сыплется, старый я стал, глухой.

– А! – продолжил капитан. – Вот почему ты так долго сюда не являлся! Не слышал, как я тебя жду! А я ещё вчера думал тебя увидеть.

– Вчера никак нельзя было приехать, – сказал Илэлэк. – Недобрые люди за нами увязались, пришлось долго плутать по болоту. И если бы не помощь добрых духов, не встретились бы мы с тобой сегодня. И не было бы чем тебя порадовать. А так покажите!

Это он уже прибавил для своих людей, и одни из них сразу расступились, а другие взяли с нарт большой сыромятный мешок и протянули его Илэлэку. Но Илэлэк его не взял, а только знаком показал держать его возле себя. И люди держали. Капитан спросил:

– Что это?

– Наш ясак, – ответил Илэлэк. – А что ещё тут может быть?

– Э! – на растяжку сказал капитан. – Какой ещё ясак в конце апреля? Ясак привозят в январе, как все твои приятели-тойоны сделали. Вот тогда ясак был нужен, когда здесь везде дороги были крепкие, мы его тогда сразу собрали весь вместе, и наши люди повезли его в Якутск. А сейчас он едет ещё дальше, вначале по Лене-реке, а потом через Камень-горы приедет к нашей великой царице. Царица получит его и будет радоваться, а потом пересчитает и начнёт спрашивать, а почему это не весь ясак привезен, где ясак от Илэлэк-тойона? Что ей отвечать?

Тут капитан даже осмотрелся по сторонам, как бы ища ответа у собравшихся. Но ответил опять Илэлэк:

– А ты ей скажи, что зима была сильно снежная, снег выпал глубокий, соболь далеко ушёл, стрелять его было немочно.

– А почему другим было мочно?

– Другие молодые все.

– Тогда зачем ты в этой шапке ходишь? Отдай её тому, кто помоложе, пусть командует.

– Э! – тихо засмеялся Илэлэк. – Так нельзя! Остроголовый старик обидится. Он не любит, когда кто-то за него его работу делает. Когда время придёт, оно всё само собой сделается, а пока я буду ходить в этой шапке и приносить тебе ясак. Эй! Покажите!

Это он уже опять обратился к своим людям, и там двое из тех, которые держали мешок, выступили вперёд и протянули его капитану.

– Нет! – строго сказал капитан. – Это не мне дары, а это нашей государыне, нашей великой царице и владычице, а также владычице неба и земли, и рек и морей, и лесов и тундры!

Тут он поклонился, распрямился, достал из-за пазухи связку ключей и бросил их Черепухину. Черепухин их ловко поймал, развернулся и пошёл к съезжей. Капитан пошёл за ним, а за капитаном Илэлэк и двое его людей с мешком, а уже за ними шли Синельников и Тарантуй, и оба с ружьями. Солдаты остановились на крыльце, а Илэлэковы люди только занесли туда мешок и сразу вышли обратно, так что в съезжей остались только капитан, Илэлэк и Черепухин.

И дальше там было вот что: капитан подошёл к мешку, лежащему на столе, и посмотрел на Черепухина. Черепухин достал нож и подал его Илэлэку. Илэлэк приставил нож к губам и что-то прошептал, и уже только после этого наклонился к мешку, перерезал кожаный шнурок и осторожно его вытащил. Мешок раскрылся. Илэлэк поднял мешок и начал аккуратно, медленно вытряхивать из него соболиные шкуры. Стол стоял возле окна, в окно светило солнце, шкуры соскальзывали на столешницу и переливались на ярком свету. Черепухин, не сдержавшись, облизнулся. Капитан строго сказал: