Тень секретарши Гамлета - [9]

Ровно в два часа ночи Фокин зашел в подъезд дома, где убили жену банкира.

В подъезде было темно – глаз выколи и сильно воняло кошками.

Не успел Сева сделать и двух шагов, как со стороны подвала к нему кинулась длинная тень.

Не раздумывая, Фокин зарядил «тени» под дых. Она хрюкнула и осела на два колена.

Севка посветил себе фонарем и увидел мужика с черным казацким чубом и такими же залихватскими усами.

– Сволочь, – сказал гуцул голосом Васи. – За что?!

– Лаврухин, ты, что ли?! – Фокин подергал Васю за чуб. – А парик с усами зачем?

– Так меня же здесь знают все, – держась за живот, Лаврухин поднялся с колен. – Если кто увидит, греха не оберешься… Поди потом докажи, что ты не верблюд, если в опечатанную квартиру полез! Я загримировался, все лампочки выкрутил.

– Уж делал бы что-то одно – или гримировался, или лампочки выкручивал. А то перебрал с конспирацией, за что и получил, – засмеялся Севка.

– Фонарь выключи! – зашипел на него Вася.

Они поднялись на второй этаж и остановились возле двери, опечатанной бумажной лентой.

– Васька, тут всего-то второй этаж, давай через балкон заберемся, – предложил Сева, долго занимавшийся скалолазанием и покоривший не одну вершину.

– Ага, счас! – шепотом завопил Лаврухин. – Чтобы я себе в отпуске ноги переломал?! Сам ползи, паук, а я… – Вася достал из кармана камуфляжной куртки связку отмычек и незаметным, ловким движением вскрыл замок.

– Да ты классный взломщик! – искренне восхитился Фокин.

– Я классный мент, – огрызнулся Лаврухин.

В квартире пахло затхлостью, старостью и каким-то лекарством – валерьянкой, что ли, – Сева не понял.

– Где ее убили? – шепотом спросил он.

– На кухне, – ответил Лаврухин и, точно определив направление, двинул на кухню.

Фокин включил фонарик и, светя себе под ноги, пошел за ним.

Возле стола корявый меловой контур обозначал месторасположение тела. Судя по контуру, Жанна лежала головой к окну, ногами к двери. На полосатом коврике темнело большое пятно крови. В остальном кухня была как кухня. Ни депутатскими, ни банкирскими доходами тут и не пахло. Бабка Говорухиной жила нарочито скромно, оставив в обстановке советскую мебель, домотканые половики, герани в горшочках и допотопный радиоприемник на стене.

– А где топор? – спросив Севка, садясь на корточки и шаря по полу лучом фонаря.

– У криминалистов, – чрезвычайно язвительно ответил Лаврухин. – А ты думал, орудие убийства тебе оставят?

– Я думал, ты раздобудешь для меня оперативную информацию.

– Я и раздобыл! За бутылку водки и банку соленых огурцов! Меня теща угробит теперь на хозяйственном фронте…

– Меня теща твоя не волнует. Я с утра честно чесноком вонял и в штанах тренировочных перед девчонками позорился, так что огурцы и водка – не самая большая жертва. Давай, Василий, выкладывай, что нарыл.

– На топоре нет отпечатков пальцев, – монотонно забубнил Лаврухин, словно отбывая тяжелую повинность. – Следов пребывания в квартире посторонних людей тоже не обнаружено. Жанна открыла дверь убийце сама, а уходя, тот просто захлопнул за собой дверь. Соседи ничего подозрительного не видели. Часов в десять в квартиру на третьем этаже приезжала «скорая». Врач сказала, что когда проходила мимо этой квартиры, слышала женский голос, который громко сказал: «Я никого не держу! Пусть уходит, если захочет!» Врач подумала, что женщина разговаривает по телефону, но проверка показала, что ни с квартирного, ни с мобильного Жанны никто не звонил. Значит, Говорухина разговаривала с кем-то в квартире.

Водитель «скорой» рассказал, что пока врач была на вызове, из подъезда вышел высокий парень и попросил у него прикурить. Парень нервничал, и пальцы, которыми он держал сигарету, сильно дрожали. Прикурив, парень быстро ушел в сторону остановки. На опознании водитель указал на Александра Говорухина и сказал: «Вроде бы на него похож». Вот, собственно и все. Да, удар нанесен сзади, по всей видимости, неожиданно. В руке у Говорухиной была зажата зажигалка для газовой плиты, вероятно, она собиралась напоить гостя чаем. – Лаврухин кивнул на стоящий рядом с печкой металлический чайник. – Скажи, Фокин, какого убийцу собираются поить чаем? Правильно, только хорошо знакомого.

Севка присел возле стола, где стояли две чайные чашки и сахарница.

– А ты мне вот что скажи, Лаврухин, – задумчиво произнес он, – в твоей практике когда-нибудь случались убийцы, которые, убегая с места преступления, просили прикурить у первого встречного?

– Аффект! – Вася с такой силой подергал себя за чуб, что парик съехал набок. – Я который раз говорю тебе – аф-фект!!

– Ага, а отпечатков нигде нет, даже на топоре, – хмыкнул Фокин. – Разве в состоянии помутнения рассудка перчатки надевают?

– Перчатки, может, и не надевают, – выпучив глаза, зашипел Вася, – а вот полотенцем… – Он сорвал с гвоздя полотенце и потряс им перед носом у Фокина. – Полотенцем любой дурак догадается отпечатки стереть. Даже в состоянии аффекта! – Вася отбросил полотенце на подоконник. – И, кстати, попросить закурить у первого встречного, убегая с места преступления, можно тоже только в состоянии аффекта! Ты, Фокин, за деньги работаешь, тебе во что бы то ни стало надо доказать, что банкир не убийца, а я… я в отпуске. Поэтому я объективнее.