Тень Саганами - [73]

— Рада вашему присутствию, — продолжила президент системы. — Я боялась, что вы не успеете вернуться с Рембрандта.

— Временные рамки оказались несколько более жёсткими, чем я ожидала, — согласилась Медуза. — Известие о случившемся на Монтане пришло прямо посреди совещания с исполнительным советом Торгового Союза.

— А, это, — Лабабиби закатила глаза и поморщилась с отвращением. — Детишки, играющие в свои глупые игры.

— Детишки с пульсерными винтовками, госпожа президент, — ответила Медуза. В ответ на взгляд Лабабиби временный губернатор не особо весело улыбнулась. — На этот раз нам повезло. Повезло, что мистер Вестман был готов сделать своё заявление никого не застрелив.

— Госпожа губернатор, — сказала Лабабиби, — У Стивена Вестмана — да у всех монтанцев, даже у женщин! — переизбыток тестостерона. Они до сих пор верят во всю ту чушь переселенцев Первой Посадки. Или, во всяком случае, заявляют, что верят. Но, уверяю вас, результаты голосования там были столь же недвусмысленными, как и здесь, на Флаксе. Психи вроде Вестмана составляют только крошечное меньшинство, даже на Монтане, и никоим образом…

— Президент Лабабиби, — вежливо перебила её Медуза, — это общественное мероприятие. Мне вовсе не следовало позволять себе отвлечь вас разговором о мистере Вестмане. Я всё-таки думаю, что вы можете… недооценивать потенциальную серьёзность ситуации, но, пожалуйста, не забивайте сегодня вечером себе голову этим. У нас будет достаточно времени, чтобы позже обсудить это официально.

— Разумеется, — улыбнулась Лабабиби.

— Спасибо.

Медуза повернулась, чтобы оглядеть переполненный бальный зал Президентского Дворца Системы Шпиндель. Это место на самом деле именно так и называли, не используя сокращённых и менее претенциозных наименований, как поступили бы в большинстве других мест. Ничуть не поскупились они и на внутреннюю отделку. Наружная стена полностью состояла из распашных стеклянных дверей и выходила в безукоризненно ухоженный Президентский Парк, освещаемый преднамеренно архаичными газовыми светильниками, полыхающими этим прохладным весенним вечером. Противоположную стену во всю длину и от пола до потолка составляли зеркала, создававшие в и без того большой комнате ощущение безграничного простора. Торцевые стены и потолок были украшены эпическими барельефами, поблескивающими позолотой. Длинная линия столов, проходившая возле настоящего оркестра, была накрыта белоснежными простынями и уставлена дорогими столовыми приборами и бокалами ручной работы. Массивные люстры каскадами хрустальных искр свисали со сводчатого потолка.

Во многих отношениях все это было жуткой безвкусицей, однако своё дело делало. Обстановка выступала прекрасным фоном для богато разодетых гостей в официальных одеждах десятка различных миров. Но, даже если Медуза и признавала это, её всё равно немного не нравилось видеть столь роскошно убранный зал во дворце главы исполнительной власти звёздной системы бедной настолько, насколько беден был Шпиндель.

Впрочем, подумала она, все эти системы чудовищно бедны. Едва сводящие концы с концами экономики, имеющие всё, что нужно для процветания… за исключением стартового капитала. Все, за возможным исключением Рембрандта и его торговых партнёров. Но даже члены Торгового Союза живут в нищете по сравнению с Мантикорой, Сфинксом и Грифоном.

Умом она это знала ещё до того, как попасть сюда. Но между знанием и пониманием огромная разница. А сильнее всего её беспокоил серьезный разрыв между имущими и неимущими в Талботте. Даже самого богатого жителя скопления едва можно было назвать обеспеченным рядом с кем-то вроде Клауса Гауптмана, или герцогини Харрингтон. Но во многих мирах скопления не было среднего класса. Или, точнее говоря, имевшийся у них средний класс был всего лишь тонкой прослойкой, ни численностью, ни возможностями не способный питать рост самоподдерживающейся экономики. И так было не столько из-за обширных нижних слоёв населения, сколько из-за чрезмерной концентрации собственности и богатства в руках узкого, замкнутого класса состоятельных людей. В терминах реальной покупательной способности и прожиточного минимума разрыв между кем-то вроде Самихи Лабабиби и кем-то из трущоб Тимбла был буквально астрономическим. И, хотя по меркам Клауса Гауптмана состояние семьи Лабабиби можно было назвать карманными деньгами, оно, наряду с состояниями горстки других семей, представляло огромную долю имеющихся в системе Шпиндель средств… и душило экономику в целом, лишая её столь отчаянно необходимых инвестиций.

В политике дело обстояло так же, как и в экономике. Самиха Лабабиби ощущала себя в этом роскошном бальном зале как дома потому, что так оно и было. Потому, что принадлежала к одному из трёх или четырёх семейств, передававших друг другу после выборов президентский дворец как своего рода частную собственность. Медуза принадлежала к звёздной нации с открытой, официальной аристократией. Лабабиби принадлежала к "демократии", в которой круг правящего класса был куда более узок, и куда более закрыт, чем в Звёздном Королевстве Мантикора.