Тень призрака - [97]

Хейтер многозначительно улыбнулся и вышел. Он понимал тактичность лорда.

А Райбэрн с приветливой улыбкой, показывавшей, что он не только ученый, но и светский человек, обратился к испанцу:

— Добро пожаловать, синьор. Надеюсь, что вы не очень торопитесь.

— Я уезжаю завтра, — ответил испанец.

— Ах, да. Очень жаль. Но надеюсь, что вы сможете уделить нашей беседе час-другой… Как вам нравятся мои цветы? Или вы не любитель этих красавцев. А я чрезвычайно горжусь своими орхидеями и люблю их не меньше, чем свои котлы и перегонные кубы. Каждую свободную минуту я стараюсь проводить в их очаровательном обществе. У всякого человека есть свои слабости, синьор. И нет ни одного любителя этих благородных цветов, с которым я не состоял бы в переписке. Меня извещают о всех новинках и порою я радуюсь, как ребенок, новому еще, невиданному цветку.

— В самом деле, они очень красивы, ваши любимцы! — воскликнул Виантес с неподдельным энтузиазмом. — Собирать редкие цветы — прекрасное занятие, и, хотя я совершенный профан, но вполне понимаю вас. Но, увы, я бедный человек и не могу тратить деньги на эти дорогие игрушки. Ваша оранжерея прелестна, сэр, особенно — этот цветок.

— А, вы как раз нашли перл всей моей коллекции. У вас тонкий вкус, синьор. Эта орхидея из семейства Gynandria Manandria. Ее родина Южная Африка и, насколько мне известно, в Европе есть только один ее экземпляр, вот этот. Мне он нравится больше, чем epiphytes, признанные красивейшими орхидеями в мире. А это Cipripedium, «Венерин башмачок». Если позволите…

Говоря это, лорд Райбэрн протянул руку к белой грозди, но вдруг поскользнулся и неловким движением обломил ветку редкого цветка, с которой свешивалась тяжелая гроздь цветов с чашечками, точно вызолоченными внутри. Лорд тревожно нагнулся за нею, как мать над постелью больного ребенка.

— Ах, как жаль! — воскликнул он и выражение внутренней боли исказило его черты. Какая неосторожность! Лучший цветок… Моя маленькая святыня…

Он поднял гроздь чудесных цветов, трепетавших, как прекрасные экзотические бабочки и, скрыв невольный вздох, продел их в петлицу фрака своего гостя.

— Примите этот маленький знак уважения, как эмблему примирения между нами. Этим цветком в петлице может гордиться сам король.

Виантес поклонился и последовал за лордом в лабораторию.

— Прошу вас, садитесь, — сказал лорд, — в нашем распоряжении часа два, — нам не будут мешать. Я распорядился об этом, как вы просили в своем письме. Никто не знает о вашем присутствии, кроме моего ассистента, но я его послал в город, и он вернется только к пяти часам. Таким образом, ваше посещение обставлено всей подобающей ему таинственностью. Но я уверен, что со временем эта встреча и примирение двух научных противников станет исторической.

— Я очень благодарен вам, — пробормотал Виантес. — Мой визит к вам говорит сам за себя. Я надеюсь, что вы его правильно истолковали.

— Прекрасно. Чем могу быть вам полезен?

Испанец минуту молчал, точно собираясь с мыслями.

— Я буду говорить совершенно откровенно, милорд, — сказал он. — Я явился сюда, чтобы взглянуть на тот знаменитый бриллиант, над которым вы намерены производить ваши эксперименты. Это не секрет, так как научные журналы писали о нем уже месяц назад. Насколько я понял, вы объявили, что уничтожите маленькую трещину в дивном, редком камне путем замораживания его. Вы хотите поместить его в среду, имеющую температуру ниже нуля на…

— Совершенно верно. Но я еще не приступил к опыту и не могу еще определенно ручаться за его результат. Но, во всяком случае, я имею все основания надеяться на удачный исход.

— Я слышал, что это очень ценный камень.

— Чрезвычайно ценный. Его оценивают в двадцать тысяч фунтов стерлингов. Если опыт удастся, он будет стоить в три раза больше, если, нет… он навсегда останется с трещиной.

— Но, по-моему, существует опасность для вашего камня: от сильного холода он может разлететься на тысячу осколков. Что тогда, милорд?

— Тогда я буду разорен — и только, — улыбнулся лорд Райбэрн. — Я конечно, соберу нужную сумму, но, между нами говоря, это будет стоить всего моего лишнего состояния, предназначаемого мною моему преемнику, ассистенту, который после моей смерти должен продолжать начатое мной дело. Это разорит не меня, а его: он знает о моих намерениях и на-днях собирается жениться и переселиться сюда совершенно.

Лорд встал и, выдвинув ящик письменного стола, вынул из него бриллиант, завернутый в комочек ваты. Прекрасный камень засверкал на ладони лорда. Глаза гостя сузились под прикрытием больших очков и верхняя губа как-то хищно приподнялась, обнажив ряд прекрасных белых зубов.

— Чудная вещь, — пробормотал он.

— Королевская драгоценность. Его мне доверила одна фирма придворных ювелиров для опыта. Взгляните на его необыкновенную для бриллианта форму: видите, он двояковыпуклый и посреди идет тонкая трещина. Он похож на линзу телескопа. Алмаз, из которого его отгранили, был значительно больше, но имел дефект: посреди змеилась безобразная трещина. Пришлось разбить его пополам, отгранить половинки отдельно и только потом соединить их. Конечно, это отразилось на его стоимости, но только опытный эксперт может рассмотреть тонкую трещину, след спайки. И как вам известно, я намерен «выморозить», если так можно выразиться, эту трещинку. Я опущу камень в один из котлов, наполненный водой, и доведу температуру до двух тысяч градусов ниже ноля. И когда я постепенно оттаю камень, я уверен, что трещинка должна исчезнуть совершенно. Если у вас есть лишнее время, я смогу вам пока….