Тень призрака - [96]

И, словно та пена, что вздымают за собой винты корабля, было бело лицо его.

Он присел на ящик спасательного буя, точно хотел перевести дыхание. Бывший невдалеке от него Брейм подбежал к нему, выхватил у него из рук пластинку и стал разглядывать ее на свет.

На ней был снимок уголка одного из копенгагенских садов. Бедный Хардмут, относясь с презрением ко всяким кодакам, употреблял только сверх-великолепную односнимочную камеру и второпях всадил в нее кассетку с уже использованной пластинкой.

Говорят, что с той поры Хардмут никогда не лгал, никогда не насмешничал, — по крайней мере, на борту «Президента Гирлинга».

Фрэд Уайт 2000° ниже ноля

Лорд Райбэрн повертел в руке письмо, и легкая улыбка тронула его губы ровно настолько, насколько это было прилично для великого ученого.

— Это замечательная вещь, Хейтер, — сказал он своему главному ассистенту. — Это письмо, как вы думаете, от кого?.. От моего величайшего врага, научного, конечно, — Мигуэля дель Виантес. Он просит разрешения приехать поговорить со мною. Я имею все основания рассматривать этот акт с его стороны, как сдачу своих позиций, за которые он боролся со мною целых двадцать лет.

Георг Хейтер улыбнулся. Он прекрасно помнил все жестокие стычки между двумя учеными, обвинявшими друг друга в шарлатанстве; да и всякий, интересовавшийся наукой, не мог не знать смертельной вражды между лордом Райбэрном и известным испанским ученым. То обстоятельство, что им никогда не приходилось встречаться, и то, что они даже не знали друг друга в лицо, не имело большого значения: ведь их вражда началась на чисто научной почве и, в сущности, не имела никаких оснований перейти в личную неприязнь.

— Он хочет поговорить со мною, — продолжал великий ученый. — Он пишет, что отправляется в научное путешествие в Южную Америку, из которой он может и не возвратиться: ему предстоят большие трудности и опасности. И вот, он протягивает мне ветку мира. Так или иначе, но я телеграфировал ему о своем согласии по указанному им адресу. Он ответил, что приедет сегодня после обеда. Так как этот визит носит совершенно частный характер, — вы понимаете, что ему не хотелось бы, чтобы об этом знали и говорили, — позаботьтесь, чтобы он прошел незамеченным. Пусть оставит автомобиль у ограды в кустах, а самого его проведете ко мне через оранжерею. А потом оставьте нас вдвоем. Самое лучшее, если вы съездите на это время в город и вернетесь часам к пяти. Я надеюсь на вашу скромность, Хейтер.

— О, можете быть спокойны, — ответил Хейтер. — А он не пишет о причине этого визита?

— Ах, да, разве я вам не говорил. Он чрезвычайно заинтересован моими работами с низкой температурой. Он хочет взглянуть на бриллиант, с которым мы будем производить наши эксперименты.

Хейтер вышел, оставив ученого, ликовавшего в душе своей побеге над соперником. Да, этот эксперимент должен увенчать всю его долголетнюю работу. А этот предстоящий визит врага, которого он никогда не видел, и который приедет к нему за советом и с предложением мира (в этом он не сомневался) после двадцати лет ожесточенной травли его во всех научных журналах, радовал его.

То, что испанец обставлял свей приезд некоторыми предосторожностями, не имело значения. Важно было только то, что он первый пошел на примирение.

С веселой улыбкой Райбэрн вышел из лаборатории и направился в свою оранжерею. Лаборатория и оранжерея примыкали друг к другу. Они составляли левое крыло ряда построек, в которых находились опытные мастерские ученого для производства работ, наполненные котлами и всевозможными аппаратами и водоемами для замораживания воды. Постройки были окружены прелестным садом, где цвели редкие экземпляры роз.

Лорд Райбэрн был очень богатый человек, глава старинного рода, но, помимо состояния, доставшегося ему от предков, которое должно было переходить и дальше по наследству, он имел и свое небольшое состояние, которое целиком почти тратил на оборудование лаборатории и опыты над низкой температурой. И эти деньги он завещал своему ассистенту, Георгу Хейтеру, для продолжения своих научных опытов.

Но не об этом он думал в настоящее время. Он бродил по оранжерее от цветка к цветку среди своей великолепной коллекции орхидей, которой он гордился чуть ли не меньше, чем своими научными изысканиями. У него была какая-то болезненная страсть к великолепным экзотическим цветам, и он мог проводить целые дни, самым нежным образом ухаживая за своими любимцами.

Как большая пчела, он заботливо заглядывал в середину чудных гроздей, не замечая, как бежит время. Вдруг открылась дальняя дверь оранжереи, и он услышал голоса и звук шагов двух людей. Вошел Хейтер в сопровождении высокого стройного человека с внешностью типичного испанца.

Гость приблизился к лорду Райбэрну и, улыбаясь из-под больших очков в золотой оправе, протянул руку:

— Могу ли я надеяться на честь, милорд… — начал он.

— О, конечно, конечно, — откликнулся польщенный лорд. — Это историческая встреча, синьор Виантес. Я с большим удовольствием вижу, что вы пришли сюда с добрыми намерениями и с своей стороны готов забыть все наши прошлые стычки и турниры в честь богини науки. Да, да, я думаю, вы можете итти, Хейтер… Я полагаю, что нам с синьором нужно переговорить о вещах, о которых лучше говорить вдвоем.