Тень Отца - [49]

22

Теперь они шли по диким дорогам Переи. Число путников не переставало увеличиваться. По–прежнему раздавались злобные выкрики и проклятья. Здесь солдаты не встречались вовсе: царь Ферор жалел денег на содержание чужеземных наемников.

Людская волна проходила по земле подобно саранче. Здесь было мало селений, и все они находились в стороне от дорог. Чтобы до них добраться, надо было сворачивать в сторону. Хотя и здесь встречались пустые деревни. Население, напуганное поведением возвращавшихся переселенцев, уходило в горы, забирая с собой все имущество. Оставались только пустые дома. Путники занимали их, разводили костры и, согреваясь у огня, оставались на ночлег. Здесь, высоко над долиной Иордана, ночи опять были холодные. Не хватало еды. Те, у кого заканчивались взятые в дорогу запасы, были вынуждены голодать.

Мириам и Иосиф провели следующую ночь в такой деревне. Им едва удалось втиснуться в переполненную людьми лачугу. Еды у них не было. Хотя они и взяли из дома довольно много провизии, но Мириам по пути раздавала ячменные лепешки людям, которым нечего было есть. Когда Иосиф пробовал этому воспрепятствовать, она говорила: «Давай не будем беспокоиться о завтрашнем дне, когда вокруг нас голодные люди. Если птица находит немного рассыпанного зерна, она тут же зовет других птиц — она не думает только о себе. Наверное, так ее научил Всевышний…»

В сумке оставалась последняя сухая лепешка. Иосиф предложил ее Мириам, но она покачала головой.

— Я не голодна. Но вон там в углу сидит женщина с мальчиком. Смотри: ребенок, кажется, очень голоден.

— Но ведь и ты…

Она улыбнулась.

— Мой ребенок не плачет, а этот, я видела, плакал…

Мальчик в углу действительно плакал от голода. Он жадно набросился на отданную ему лепешку. Иосиф вернулся к Мириам. Они сидели, прижавшись друг к другу, опираясь о глиняную стену. Было уже совсем темно, но все новые путники заглядывали в двери в поисках ночлега. Около лачуги разгорелась шумная ссора между теми, кто только что пришел в деревню, и теми, кто успел занять место раньше. Звучали неистовые крики; все шло к тому, что вот–вот начнется драка. Но все‑таки дело как‑то уладилось, и возбужденные голоса стали понемногу стихать.

В печи, стоявшей в центре лачуги, развели огонь. Сидя вокруг огня, люди переговаривались:

— Чтоб этого Ирода дьявол сбросил на самое дно бездны!

— Чтоб он никогда не увидел света в аду!

— И он, и вся его семья!

— Нечистый гой!*

— Пусть его первородный сын умрет у него на глазах!

— Чтоб его черви съели!

На улице начался дождь. Он барабанил по сплетенному из ветвей и облепленному глиной скату крыши. В нескольких местах глина размякла и стала протекать. Вода лилась струйками, разбивавшимися о глиняный пол. Несмотря на огонь, в лачуге становилось все холоднее. У всех изо рта шел пар. Иосиф укутал Мириам покрывалами — ее и своим. Она без сопротивления приняла его заботу: ей, должно быть, было действительно холодно. Ее лицо сделалось серым, губы посинели. Ее вид встревожил Иосифа. Он принес ей горячей воды из стоявшего на печи кувшина. Она отпила несколько глотков, а затем грела ладони, обхватив ими горячую чашку. Ей было нелегко заставить себя улыбнуться, но она улыбнулась и сказала:

— Не бойся, все будет хорошо.

Наступила ночь. Люди перестали разговаривать. Стало еще холоднее. Дождь сменился снегом. Сидевшие вокруг печи люди сонно кивали головами, но крепко не спал никто. Дремлющие люди постанывали и что‑то бормотали. Не было дров, поэтому огонь еле теплился. Иосиф обнял Мириам, прижал ее к себе, а она положила голову ему на колени.

Среди ночи он шепотом спросил ее:

— Ты спишь?

— Нет.

— Тебе холодно?

— Нет…

— Как ты себя чувствуешь?

— Хорошо. Не тревожься.

В эту тоскливую ночь он впервые задал ей такой вопрос:

— Кем будет Тот, Кто родится?

Она не подняла головы с его колен, только шепнула:

— Мессией.

— А каким будет Мессия? Человеком, как мы?

С этим вопросом Иосиф обратился одновременно и к ней, и к себе. Какое‑то время она молчала, затем тихо ответила:

— Он будет моим Сыном…

Иосиф подождал, не добавит ли она еще что‑то. Но она ничего больше не сказала. По ее спокойному дыханию он понял, что она заснула. Он собрался с силами, чтобы как можно дольше продержаться в таком положении и не разбудить ее неожиданным движением. В свете колыхавшихся языков пламени он видел ее лицо. Хотя и отмеченное усталостью, оно было полно обаяния: умиротворенность, доброта, преданность запечатлелись на нем. Иосиф смотрел на нее, и его сердце наполнялось горячим чувством. Как сильно он ее любил! Но все же вместе с этой волной любви он ощутил и приступ сожаления. Мириам должна была родить Мессию. Чтобы дать Его, Всевышний взял у него ее… Не первый раз эта мысль посещала Иосифа; она прилетала внезапно, как стрела. Он отгонял ее, но она возвращалась. Вот и теперь, воспользовавшись этой бессонной ночью, она посетила его вновь. Она внедрялась в его сознание, как змея в отверстие тесной норы. Говорила: «Вы могли бы быть самой счастливой парой… Никто из вас не требует от жизни каких‑то необыкновенных вещей. Вы бы ни в чем не нуждались. Своей любовью вы бы служили Всевышнему и провозглашали Его величие… Но Он предпочел пройти между вами…»