Тень от башни - [8]

, глядя в никуда. Шум колёс, шагов, курлыканье голубей и гам голосов, щелчки фотокамер и телефонный звон, плеск напитков, хлопки дверей и шелест листвы, стук пластиковых вилок о пластиковые тарелки, музыка, кашель, колокольный звон — десятки, сотни, тысячи видов чуждого городского звука затопили аудио-каналы. В сравнении с потоком зрительных впечатлений это было ничто. Герман наблюдал за Надей, за окружающей средой, за тем, как ставили кресты. Он брал паэлью вилкой, жевал и глотал, но не чувствовал вкуса.

* * *

Впоследствии Саша не помнил, как вернулся в отель и как проник в номер — по-цивильному или через окно. Он так вымотался, что боль не смогла прогнать сон, и в какой-то момент нашёл себя в полудреме — под щекою подушка, жёсткая чистая наволочка. Уже не спя, но и не бодрствуя, он отчётливо ощутил, что Эдди рядом, сидит за спиной на своей половине кровати, как было во все их ночи в отелях; сидит, подложив подушку под спину, и читает. Повернись — увидишь острый профиль, бледное горло, шрам. Саша ни разу не видел его с читалкой, только с настоящей книгой. Саша никогда не видел его спящим… По мере того, как он всплывал изо сна в сознание, из прошлого в now, ощущение этой близости иссякало, и воцарялась утрата — фантомная боль. Одновременно всё уверенней становилась его обычная власть над предметами обстановки. Не открывая глаз, не обращаясь к памяти Саша знал, что прямо за его спиной кончается кровать, дальше — пол без ковра, низкая тумбочка с крохотным ящиком у изголовья. Близкие стены. Он чувствовал всё это, все расстояния — знал, а не помнил.

И непорядок с оружием ощутился так же. Спал Саша на левом боку, сжимая меч в правой. Он открыл глаза, зная уже, что увидит: лезвие спряталось в рукоять. Если бы он провёл во сне определённый ряд нажимов, всё было бы в порядке — но он не шевелил рукой. Саша знал это, потому что знал свою боль. Засыпая, он погружался в её пучину на определённую глубину, и каждое движение вызывало вспышку, которая выбрасывала его в явь — шевельнись хоть позвоночник, хоть палец. Двинув любой сустав, он просыпался в муках. В последнее время это случалось редко — наученное недосыпом тело научилось спать неподвижно — и на сей раз не случилось. Боль не ползла поганой волной от кисти руки до локтя, в плечо. Однако лезвие скрылось. Саша лежал и смотрел на свою руку, сжимающую беззубую рукоять — опасный сбой программы, гласившей обнажённому мечу в руке бойца засыпать только по его приказу. Саша сжал рукоять — вот она, болевая волна — но и лезвие вот, воссияло. Он приподнялся, перевёл дыхание и сделал несколько простых выпадов, скрыл лезвие, опять выдвинул. Меч был, как всегда, безупречен. И всё-таки он дал сбой. Оставить это так нельзя было даже на день. Вдруг лезвие решит сбежать во время дела? Саша не горел желанием узнать, что будет. Он мог получить наконец долгожданную пулю в лоб от ретивого телохранителя или шофёра; его могли с позором отпустить и даже, чем не шутят черти, депортировать в Москву. Это было недопустимо.

Провести полный чекап и заменить, если надо, начинку гнезда меча можно было только на базе. Сейчас нужно было перезакачать «Specs» — управляющий интерфейсом драйвер. Всё это висело на сервере организации. Мысли текли медленно, как мёд по тосту. Саша подумал, что у него был шок от вида казнённых, и теперь он отходит — эластичная психика, говорил Эдди. Если бы дело здесь пошло на лад, он бы воспользовался компьютером Ирмы. Если бы дело пошло на лад, так он и ночевал бы у них с Осей, не в этой постылой комнате — в загородном коттедже. По-человечески бы поел. Они болтали бы до глубокой ночи, пели бы под гитару, отпраздновали для начала на троих. Эдди вряд ли пришёл бы к нему в полусне. Но все они были мертвы, убиты. Саша яростно сжал рукоять меча. Ему хотелось выть от жалости к себе, от безысходной ночи своих потерь. Ничего, в раю все будут вокруг него. Его друзья, любимые люди, все, кого погубила его война. Даже Эдди. Если рай — это полное счастье и для полного счастья мне нужен он, как его может там не быть? Да обязательно будет! Один спасённый тянет за собою сонм. «Спасайся сам, и вокруг спасутся тысячи» — вот в чём смысл этих слов, думал он, открывая окно в духотливое позднее утро. Я должен выстоять, чтобы вытащить с собой Эдди. Никто не сделает этого, кроме меня.

* * *

Он спустился в подвальную пещеру через лаз, напоминающий врата ада. Не войдя ещё, ощутил застоялую вонь сигарет, электронный смог. Посетители кафе сидели в дымке потустороннего царства рядами, как зомби, все сплошь в наушниках, впившись незрячим взглядом в экраны. Большинство здесь играло в шутеры и т. п., и по многим была видна бессонная ночь. Костями Саша чувствовал нерегулярный прибой игровых и прочих компьютерных звуков, разрядов и перепадов энергии. В таких местах ему бывало плохо — часть компьютерных сигналов задевала полиметаллический панцирь скелета, даря ощущение слабых ударов током и прочие радости. Обычно он не носил с собой ни мобильника, ни лэптопа — как раз по этой причине, но и потому, что легко отслеживаемые сигналы подобных приборов стоили жизни уже десяткам, если не сотням подпольщиков и полевых командиров. Эдди показывал ему, как это делается. Саша был впечатлён.