Тень от башни - [14]

— Дон Барка пообещал мне одну из этих квартир, если я только сюда перееду.

Солнце уже шло ко сну, и массы цветов отпускали дневную яркую красоту, обретая спокойные нежные цвета сумерек.

— Хорошее место, — ответил Герман.

— Увы. Но здесь скучно зимой. Город пустой, нет туристов, все лавки закрыты. Со свинцового моря дует холодный ветер. Волны убийственные, грохочут… Берег обледенел.

Герман ярко увидел то, что она описала, хотя и припоминал, что в Тоссе де Мар не бывает льда и снега. Слова ведьмы подчас строили внутренние картины, которые можно было бы перепутать с вистами мультсенсорной маски, если бы не их недолговечность.

— Кроме того, у моря есть хозяин, — сказал Герман. — С ним рядом лучше не жить. Того гляди, бросит вторую Волну, что-нибудь снова ему не понравится в людях.

— Хозяин моря…

Она отозвалась эхом, и эхо повисло в воздухе, в звуке и растворилось дымкой тоски. Надя остановилась, повернулась к водам и полулегла на перила. Её кораллы коснулись камня.

— Говорят, башня блуждает, — сказала она. — Иногда она близко к берегу, можно увидеть со скал.

Герман молчал.

— Башню видели перед Волной.

Герман автоматически прикинул, сколько времени понадобится, чтобы дотащить Надю до вертолётной площадки отеля, если вдруг башня действительно выступит из воды. Кажется, успеваем.

— Ты знаешь, как это было? Читал?

— Давно, не помню, — соврал он. — Давай, расскажи.

Он читал, разумеется, целый сборник свидетельств, но ведьма должна была говорить, особенно что касается катастроф. Если Волна собиралась вернуться, видящая могла предупредить об этом.

— Я читала письмо Тома Шервуда Королеве. Он был английский моряк, adventurer — предприниматель и лихой парень. Когда всё это случилось, его корабль стоял в Барселоне. В те времена, перед разгромом Римской церкви, у католиков была привычка хватать инаковерных и каким-нибудь жутким способом убивать. Такое регулярно где-нибудь случалось, но так, чтобы окружающие не забили тревогу и не пошли войной, то есть достаточно редко. Оно как бы выдерживало паузы, чтобы не вызвать особенных подозрений. Времена были старые, информация передвигалась плохо, и это работало до поры. В те дни в каком-то испанском городе стало известно, что местный школьный учитель — деист, то есть неправильно верит в Бога. Его арестовала инквизиция, туда-сюда, приговорили к смерти и казнили. Со всеми прибамбасами: одели в шутовской наряд, провели по улицам, поиздевались всласть и убили. Устроили целый праздничный ритуал. У них там всё было расписано, все детали, очень бюрократично. Узнав об этом, Шервуд тут же вышел в море — он был протестантом, не стоило искушать судьбу. Отошёл от берега и решил идти в Португалию, откуда инквизицию тогда уже прогнали и можно было иметь дело с людьми. Стемнело, и Шервуд отметил только, что корабль сильно сносит с курса и вообще штормит. А на рассвете они увидели шельф. Море отхлынуло от берегов и собралось в прыжок. — Надя приподняла ладонь и собрала в кулак. — Корабль Шервуда оказался на гребне Волны. Представь себе: море — это дракон, а ты — муравей на его спине. И дракон атакует…

Она воздела руку, медленно, плавно, и Герман представил себе, как свинцовое — чёрное в ярости — море встаёт на дыбы.

— Волна разрушила побережье и прокатилась вглубь суши на много миль. После этого, как очухались, инквизицию разогнали. Учитель-деист стал последней официально обставленной жертвой демону в этой стране.

Девушка прикусила губу, глаза у неё блестели. Герман почувствовал, как к горлу подступает злобный смех — его обычная реакция на лик чудовищ.

— А как же жители приморских деревень? Целое побережье рыбаков…

— Ну, как. Нельзя убивать невинных людей, приносить в жертву бесам. Кто-нибудь может и возразить. Волна была возражением моря, выдержанным в крайней форме. Они, сам знаешь, склонны к крайностям, ведь они ближе нас к Абсолюту… Всё же, не всё так плохо. Выжили многие корабли. Корабль Шервуда остался невредим.

— Тогда он вряд ли стоял на гребне.

— Мог и стоять. Возможно, ему, — она ткнула пальцем в открытое море, — нужен был объективный свидетель, вот Шервуд и выжил. Волна его подняла и спустила с другой стороны. Шервуд остался на палубе, привязав себя к мачте, и видел, как она накрыла берег. Пишет, что чуть с ума не сошёл. Вид в море был, как у По, где рассказчик видит мальстрём… Корабль, конечно, долго мотало, Шервуд как следует наглотался воды. Когда море чуть успокоилось, он отвязался, расшевелил команду и пошёл к берегу, думая, может, кого-то спасти. По волнам плыли только обломки и трупы. Шервуд выловил деревянный сундук — он был, видимо, плотно закрыт — и в нём куча тряпья, два живые щенка и котёнок.

— Значит, вот оно как… — протянул Герман.

— Мм?..

— Сундук выловил, говоришь. Если искали выживших, почему сундук? Твой англичанин, верно, хотел чем-нибудь поживиться.

— Необязательно, — возразила Надя. — Он мог думать, что в сундуке кто-то есть. Например, ребёнок.

Герман оскалился, думая о своём. Ребёнок. Где-то тут жил ребёнок, девочка или мальчик, у него были живые игрушки — котёнок, щенки. Когда Волна пошла на город или село, ребёнок её увидел, спрятал своих зверушек в сундук и закрыл. Только ребёнку могло прийти в голову в этот момент спасать не себя, драгоценности или близких людей, а щенят и котят, бесправных, ничего не стоящих существ. Волна обрушилась на дом, разбила его, как скорлупку и, отступая, уволокла сундук. Ребёнок погиб, но живые игрушки спаслись. Вода, которая просочилась внутрь, была впитана старыми платьями и простынями. Даже воздуха им хватило. Сундук подобрал английский корабль…