Тень над Вавилоном - [9]

Эшер остановился и, прежде чем продолжить, на мгновение задумался.

– Хотите верьте, хотите нет, а я полагаю, что большинство людей в это верит, но британское правительство очень тщательно следит, чтобы его действия не выходили за рамки законности. Этого требует народ. Порой это делает жизнь правительства весьма несладкой, но зато гарантирует отсутствие нареканий. Кроме того, если бы правительство старейшей парламентской демократии в мире было замечено в нарушении законов, можете себе представить, каким примером это могло бы послужить для менее щепетильных правительств. По крайней мере мы, британцы, когда нам это нужно, имеем больше моральных прав обличать действия тех, кто так или иначе преступил черту. Иногда эта позиция создает неудобства, но в целом выгода превышает ущерб. В свое время, как вы знаете, я был членом парламента и могу вас заверить, что так оно и есть.

Однако правительство то и дело сталкивается с необходимостью действовать вопреки этому принципу. Именно так произошло в нашем случае. Давайте объясню как. – Эшер снова сделал паузу и осушил свой стакан. – Как известно, я являюсь ярым приверженцем Европейского сообщества. Мои газеты… – Посмотрев куда-то вдаль, он сделал неопределенный жест рукой, затем уперся взглядом в Дартингтона, который опять уселся в кресло и застыл в напряженной позе. – Думаю, вы согласитесь, что искренность моих убеждений в этом плане вне подозрений.

Дартингтон согласно кивнул. Проевропейские настроения магната и впрямь не вызывали сомнений, но в то же время он не мог сообразить, куда тот клонит. Причем здесь ЕС?

– Временами, – продолжал Эшер, – наши европейские партнеры бывают… скажем, крайне несговорчивы. Вам известно, что как раз сейчас мы находимся в завершающей стадии переговоров по договору, который будет подписан в Маастрихте через пару месяцев. Там есть несколько особенно сложных моментов, требующих решения. Большинство стран готово к более федералистскому подходу – для них слово имеет несколько иной оттенок, и поэтому они относятся к федерализму менее подозрительно, чем большая часть британцев. С моей точки зрения, правительство Англии четко уловило настроение страны и ту грань, через которую она не сможет переступить. Жаль, но, по моему личному мнению, правительство в действительности право, что отказывается ратовать за федерализм на данном этапе. Нет никакого смысла демонстрировать твердую приверженность вещам, которые позднее могут быть вообще отвергнуты народом или вызовут парламентский переворот во время предвыборной гонки. Время для подобных заявлений наступит позже, когда каждый сможет более ясно увидеть направление, по которому пошла Европа, и те выгоды, которые сулит федерализм. Но пока что все это неясно, и потому, как бы тем из нас, кто обладает истинным видением Европы, ни хотелось двигаться вперед побыстрее, более мудрые среди нас готовы ждать, пока мы не увлечем за собой весь народ своей страны. Но я уклоняюсь от темы. А все дело в том, что некоторые наши партнеры слишком настойчивы в вопросах быстрого продвижения в сторону принципов федерализма. В частности, одна из стран проявляет особую настойчивость. Возможно, вы догадываетесь какая.

Французы, подумал Дартингтон, по всей видимости, это чертовы французы. Но они-то тут причем?

– За последний год, – продолжал Эшер, – из-за международной ситуации французская торговля понесла известный урон. Вы уже наслышаны о ряде скандальных историй, но могу вас заверить, что всплывет еще не одна. Их торговый баланс был серьезно нарушен. Думаю, здесь будет ни к чему лишний раз говорить об исключительной беспардонности этой страны в отношении торговли. Проще всего сформулировать это так: в прошлом их уже уличали в том, что они готовы заключать торговые соглашения с любой страной, с любым режимом и о чем угодно. Вы, вне всяких сомнений, помните, с какой радостью они продали аргентинцам ракеты «Экзосет» во время войны на Фолклендах. К несчастью, сегодня они испытывают вполне определенные затруднения. Были заморожены один или два особенно крупных и выгодных контракта. Французы отчаянно хотят, чтобы эта ситуация изменилась. Но на их пути оказалась одна помеха – всего лишь одна. Теперь вы понимаете, к чему я клоню?

Дартингтон начинал понимать.

– Но каким образом в этом оказалось замешано правительство Великобритании?

– Очень просто, – ответил Эшер. – Вполне очевидно, что у французов отсутствует достаточный опыт, чтобы устранить помеху самостоятельно. Им это известно, и это известно британскому правительству. Поэтому британское правительство пообещало убрать ее за них, а в ответ на это обещание они подпишут Маастрихтский договор по Европейскому сообществу на наших условиях. Наше правительство, в свою очередь, скрывает свои действия, пойдя по неофициальному пути и не привлекая к осуществлению операции военную разведку. Французы, конечно, не знают об этой части дела.

– Но, как бы то ни было, – продолжал объяснять Эшер, – это подоплека всего. Собственно причиной возникновения самого проекта является сделка с Францией. Не думаю, чтобы в противном случае британское правительство проявило к этому делу какой-то особый интерес – в действительности существуют аргументы и за то, чтобы оставить все как есть. Но насущность Маастрихтского договора означает, что Британия сейчас твердо заинтересована в том, чтобы оказать французам эту услугу.