Тень Микеланджело - [26]

На экране появилось изображение рисунка Микеланджело в полную величину. Все детали просматривались безупречно.

— Ну? — спросила Финн.

— Я вынужден признать, что он выглядит впечатляюще. И кажется подлинным, во всяком случае на первый взгляд.

Он нажал еще несколько клавиш, и рисунок исчез.

— Что вы делаете?

— Провожу сравнительный тест. У меня есть кое-какие материалы в базе данных. Если потребуется больше, я смогу получить их, запросив дополнительные сведения.

— Что будете сравнивать?

— Слова вон там, в уголке. Посмотрю, тот ли это самый почерк.

Какое-то мгновение экран оставался пустым, потом появилось окно, разделенное на четыре секции, с фрагментом текста в каждой. Валентайн снова нажал клавишу, и в окне появилась пятая секция, с рисунком Микеланджело. Еще одно нажатие, и сам рисунок исчез, осталась одна надпись.

— Сейчас посмотрим, — сказал Валентайн.

Его длинные сильные пальцы умело бегали по клавишам, и Финн поймала себя на мысли о том, каково было бы ощутить прикосновение этих пальцев к своему телу. Впрочем, она выкинула эту мысль из головы, как только с экрана пропала большая часть изображения. Осталось лишь два текстовых фрагмента: выборка из какой-то явно очень старой итальянской рукописи и увеличенная надпись на рисунке.

Финн наклонилась через плечо Валентайна, касаясь волосами его щеки. Она легко прочла строки:

Как счастлив ты, букет цветов, зело

Искусно в волосы ее вплетенный

И, к ним прижавшись, счастьем одаренный

Лобзать бутонами ее чело.

Валентайн подхватил с начала следующей строки:

И платье счастливо, что днями напролет,

Собой покрыв, ее нагую грудь ласкает,

И сеть златая та в блаженстве пребывает,

Что к шее нежной и ланитам льнет.

Финн покраснела и отступила на шаг, сообразив, что, пока они читали, она стояла слишком близко к Валентайну.

— Это один из сонетов Микеланджело, посвященный его возлюбленной, Клариссе Саффи. Вообще-то она была куртизанкой.

— Насколько я помню, это самый первый из посвященных ей сонетов, — согласился Валентайн. — А ты, я вижу, молодчина.

— Да вы и сами непростой человек, — пробормотала она, отступая еще на полшага и нервно теребя волосы. — Большинству людей вообще невдомек, что он писал стихи.

— Тогда все писали стихи, — отозвался Валентайн, показывая в улыбке крупные ровные зубы. Он снова повернулся к экрану. — Я думаю, в те времена поэзия заменяла игровые шоу. А теперь сравним начертание букв и посмотрим, что у нас получится.

Медленно орудуя мышкой, он выделил несколько букв в одном тексте, потом отметил те же самые буквы в другом тексте и ввел ряд команд, после чего оба текста исчезли и на экране остались лишь два столбца литер: в одном столбце — взятых с рисунка, в другом — из старинной рукописи, принадлежавшей Микеланджело.

А А

Е Е

I I

О О

U U

Потом Валентайн мышкой стал одну за другой перетаскивать литеры из второго столбца, так что они накрыли первый:

А

Е

I

О

U

— По-моему, все совпало, — сказала Финн.

— По-моему, тоже, — отозвался Валентайн. — Я бы сказал, что твой рисунок определенно выполнен Микеланджело. Почерк, бесспорно, один и тот же. — Он помолчал и спросил: — Дилэни сообщил тебе, как был убит Краули?

— Он сказал, что его задушили, а потом еще и вонзили ему в рот какой-то ритуальный кинжал. — Финн поморщилась. — Честно признаюсь, мистер Краули мне не нравился, но это уже чересчур.

— Ритуальный кинжал? А не помнишь, какой именно?

— Дилэни называл его куммайя… что-то в этом роде.

— Понятно. Испания, Андалусия или Марокко.

— Вы что, все знаете?

— Обо всем понемногу. Как раз это и делает меня опасным.

— А вы опасны?

— Могу быть опасен.

Финн вернулась к креслу и снова села.

— И что же нам теперь делать?

— Пока не знаю точно, — пробормотал Валентайн, не отрывая глаз от экрана. — Это интересно, но…

— Это не те свидетельства, с которыми можно обратиться в полицию.

— Мы ведь имеем все это только в электронном виде. Самого рисунка нет. Кстати, Дилэни ничего не говорил насчет того, нашли ли рисунок в кабинете Краули?

— Нет. Он все время спрашивал меня, где я видела рисунок в последний раз. А я все время отвечала, что Краули держал его в руке. — Девушка нахмурилась. — Похоже, Дилэни вообразил, будто я его стянула.

— Там наверняка должны быть камеры наблюдения.

— Есть. Не знаю только, зафиксирована ли на них я. Но если зафиксирована, это доказывает, что рисунка я не брала.

— А заодно доказывает, что ты его сфотографировала. И это может быть более чем достаточной причиной для визита в твою квартиру.

— Мне такая мысль тоже приходила в голову, но если вдуматься, то все становится еще более странным. Получается, что само существование этого рисунка, независимо от того, подлинник это или подделка, является свидетельством чего-то… чего-то такого, из-за чего стоит убивать.

— Вот-вот, — улыбнулся Валентайн. — Помнишь, что я говорил о хождении кругами? В конечном итоге ты приходишь к маленькой точке истины в центре водоворота. И мне кажется, ты только что это сделала.

— В чем же состоит истина?

— В том, что само существование этого рисунка является основанием для того, чтобы убивать.

— И какого рода эта истина?

— Опасная.

ГЛАВА 16

В три пятнадцать человек в сутане сошел с прибывшего из Рима самолета авиакомпании «Дельта», пропустил свой фибровый чемоданчик через контроль и предъявил строгому, облаченному в униформу сотруднику иммиграционной службы паспорт Ватикана. Согласно документу этого человека звали отец Рикардо Джентиле, и он являлся священником, о чем можно было догадаться по его виду. В действительности все сведения, содержащиеся в паспорте, были ложными, а сам паспорт, хоть и на подлинном бланке и с подлинными печатями, никогда официально не выдавался, не регистрировался и не числился в базе данных Ватиканской паспортной службы в Риме. Контролер иммиграционной службы бросил на клирика суровый взгляд, говоривший, что сей служащий стоит на первой линии обороны в войне против терроризма, вернул паспорт и кивком пропустил пассажира из Рима в Соединенные Штаты.