Тень мечей - [161]

Аль-Адиль почувствовал, как из глаз струятся слезы, и увидел, что солдаты, стоически переносившие страшные тяготы войны и ненависти, сейчас, не стесняясь, плачут. Он в изумлении поднял глаза на брата, от которого, казалось, исходило сияние, затмившее безжалостное солнце Яффы. Подобно Моисею, который спустился с Горы, неся скрижали Господа, лицо Саладина излучало такой свет, что на него невозможно было смотреть открыто.

В этот момент он понял, что никогда по-настоящему не знал своего брата. Саладин был рожден в семье Айюбов, но он был не одним из них. Он был не просто потомком курдского племени воинов-наемников. Он был той Божьей искрой, что спустилась с небес и по необъяснимой причине появилась среди самого немыслимого народа — неотесанных головорезов, которые на протяжении тысячи поколений продавали свою преданность тому, кто больше заплатит. Внезапно аль-Адиль почувствовал настоящее смирение при мысли о том, что в его жилах и жилах этого человека течет одна кровь. Он не знал, почему такому грубому и жалкому человечишке, как он, судьбой ниспослано быть братом Саладина, в чьих прекрасных чертах и благородном нраве можно найти, как говорили, оставшиеся следы Пророка. Но в эту минуту аль-Адиль понял, что любит этого человека больше собственной жизни и целого мира.

Саладин обратил свой взор на вражеский лагерь, находившийся в пятистах шагах от них. Он поднял кулак в последнем призыве восстать против сил ненависти и варварства, сгрудившихся на пороге цивилизации, а затем издал боевой клич, посылая тридцать тысяч солдат на смерть во имя любви.

— Аллах акбар!

* * *

Никто доселе не видывал такого сражения. Волна за волной всадники мусульман мчались на линии обороны армии Ричарда, которая продолжала удерживать свои позиции за земляной насыпью. Лошади натыкались на копья и стрелы, а мусульман, которые выжили, упав с умирающих коней, добивала пехота. В стальной вспышке встретились ятаган и меч. Лучники Ричарда выпускали стрелу за стрелой, но на месте поверженного противника тут же возникали два других, которые, словно безумные, мчались навстречу неминуемой смерти и обещанному раю.

Из-за облака дыма и пыли невозможно было ничего разглядеть, но Саладин продолжал смотреть в подзорную трубу, выискивая хотя бы намек на брешь в обороне крестоносцев. Неверные, надо отдать им должное, сражались отважно. Они продолжали держать оборону, несмотря на то что арабские солдаты все прибывали и прибывали, бросаясь на людскую стену, стоящую между ними и лагерем крестоносцев. Саладин чувствовал ужасное зловоние от мочи и крови, которое разносил над равниной горячий летний ветер — двойное проявление страха и ярости, разжигавшее мужчин на войне.

И тут, когда облако сражения на мгновение рассеялось, Саладин увидел, как золотоволосый юноша, в котором он узнал главного врага, направил своего коня прямо в гущу наступающих мусульман. За королем, следуя в самоубийственную атаку, неслись пять или шесть десятков облаченных в тяжелые латы рыцарей, которые выставили впереди себя массивные щиты.

Казалось, Ричард не испытывал ни капли страха, когда отражал атаку за атакой; его меч крошил всех, кто рискнул встать у него на пути. Решительная атака тамплиеров в самый центр наступающей армии Саладина тут же сбила с толку и вселила ужас в сердца солдат султана. Многие мусульмане стали спасаться бегством при виде приближающихся всадников, хотя со всех сторон имели огромное численное превосходство над рыцарями.

— Он — великий воин, — наконец признал Саладин, повернувшись к аль-Адилю, который восседал рядом с султаном на возвышении и следил за ходом сражения через подзорную трубу.

— Его смерть от наших рук будет воспета несколькими поколениями, — уверенно ответил его брат.

Саладин вздохнул, вновь чувствуя огромное бремя истории на своих плечах.

— Нет, брат мой. На войне не место песням.

Саладин встал и оседлал своего черного как смоль жеребца аль-Кудсию. Он понимал, что должен поскакать на поле боя, чтобы поднять дух своих солдат, вдохновить их на подвиги. Аль-Адиль тут же последовал за братом и, не говоря ни слова, оседлал собственного коня. По блеску в его глазах Саладин понял, что брату не терпится принять участие в сражении. Два сына Айюба поскакали по равнине, а за ними — сорок лучших воинов Саладина, которые не могли позволить своему султану ввязываться в бой одному.

Когда Саладин въехал в туман смерти, он стал искать глазами Ричарда Львиное Сердце, но ничего не смог разглядеть из-за царящего вокруг хаоса и сумятицы. И тут султан увидел рыцаря, который бросился прямо на него. Саладин выхватил ятаган, готовый дать отпор.

Это был сэр Уильям.

Саладин заколебался, но, заметив, что рыцарь не останавливается, понял: у него нет выбора. Мактуб.[71] Это было предрешено.

— Не жди пощады, султан! — предупредил Уильям, перекрикивая шум окружающего их безумия.

Саладин как раз вовремя поднял щит, чтобы отразить дробящий кости удар рыцарского копья. Одним быстрым движением султан развернулся и ударил по копью саблей. Дамасская сталь вошла в деревянное копье, словно нож в масло.

— Пощады не жди, сэр Уильям, — негромко произнес султан, когда рыцарь отбросил свое расщепленное копье и вытащил меч.