Тень Мазепы. Украинская нация в эпоху Гоголя - [42]

Ее считали поделом.

Вошла с ужасным стуком, криком,

Со свистом, ревом, треском, зыком.

Тут гайдуки шагнули к ней

И повели под ручки в терем,

Хотя она смотрела зверем

И сатаны была страшней[395].

Фурия обещает Юноне съесть всех троянцев: «троятнiв всiх поїм», что как раз характерно для «яги», а не для «панночки». Пожалуй, только «люта чарiвниця» Цирцея не вписывается в этот ряд, но встречи с ней пан Эней с товарищами счастливо избегают.

Ведьма, как и всякая женщина, со временем стареет, а потому неизбежно превращается из красавицы в старуху. В «Киевских ведьмах» Ореста Сомова действуют и старая ведьма Ланцюжиха, и ее молоденькая дочь Катруся – само воплощение малороссийской женской красоты и очарования. Более того, ведьма, способная превратиться в клубок или в копну сена, может и стареть, и молодеть. Панночка из «Вия» ночью обращалась в старуху, а конотопская ведьма Явдоха Зубиха из повести Квитки-Основьяненко, напротив, молодела по ночам. Днем она была «старая-престарая», но после захода солнца становилась всё моложе и моложе. В глухую полночь оборачивалась молоденькой девушкой, а к восходу солнца снова старела[396]. А ведь это, пожалуй, две самые знаменитые украинские литературные ведьмы.

Писатели эпохи романтизма находили в молоденькой украинской ведьме подлинное очарование зла. Красота не спасает – губит душу и тело. Хома Брут не решается добить панночку и погибает, а киевская ведьма Катруся высасывает кровь у своего мужа, козака Федора Блискавки, да приговаривает: «Сладко ли так засыпать?» «Сладко!» – отвечает ей козак, засыпая навеки[397].

Украинский народ, однако, смотрел на вредоносную ведьму не так благосклонно, как московские, петербургские и даже киевские читатели «Вечеров на хуторе близ Диканьки», «Бурсака» или «Конотопской ведьмы».

Этнограф и фольклорист Петр Саввич Ефименко, сам по происхождению украинский крестьянин из Таврии, честно признавал: «…в старину у нас, как и на Западе, во время засух и мора сжигали на огне упырей и ведьм»[398]. Современные ученые эти слова подтверждают. Вплоть до XIX века продолжались и суды над ведьмами, и расправы, и даже испытания водой[399], хорошо известные многим народам.

В трагикомической повести Квитки-Основьяненко «Конотопская ведьма» сотник и писарь начинают в Конотопе борьбу с ведьмами, для чего устраивают испытания водой. Собирают вместе и бросают в воду подозрительных, с их точки зрения, женщин. Бедные женщины тонут одна за другой, пока дело не доходит до настоящей ведьмы – Явдохи Зубихи. Сам автор утверждал, что в основу повести положены реальные события. И в этом нет повода сомневаться. Свидетельства об испытании водой есть даже в рассказах о ведьмах, записанных Львом Жемчужниковым, а изданных уже Кулишем в его типографии. Однажды в каком-то селе «за Днепром» долго не было дождя. Тогда мужики начали топить тех баб, о которых ходили слухи, что они – ведьмы. Три бабы не потонули, поэтому их стали допрашивать, не ведьмы ли? Все три признались[400].

Между тем никакой необходимости в столь жестоких испытаниях не было. Один только этнограф П. В. Иванов записал четырнадцать способов найти ведьму, известных украинским крестьянам[401]. И его список еще далеко не полон. Орест Сомов пишет о собаках-ярчуках (родившихся с шестью когтями), которые легко определяли ведьм. За это ярчуков малороссияне очень ценили и берегли. Можно было увидеть ведьму через отверстие в бревне, из которого выпал сучок. Словом, способов было множество, и надобности топить женщин даже у самых отсталых и темных деревенских мужиков, казалось, и быть не могло. Но жестокость, присущая многим людям от природы, очевидно, и толкала их на такие действия.

В отличие от Европы, на Украине ведьм убивали не столько за связь с дьяволом, сколько за вред, который они будто бы причиняли народу. Ведьма крала с неба не только месяц и звёзды, но и дождевые тучи, чтобы вызвать засуху и голод. Ведьму обвиняли и в «моровой язве», то есть в эпидемиях заразных болезней: холеры, тифа, оспы.

Владимир Антонович посвятил судебным процессам и следственным делам над ведьмами и упырями целую монографию, основанную на документах городских магистратов правобережной Украины еще польского времени (до второго раздела Речи Посполитой). Он с гордостью пишет, будто в «Южной Руси не было преследования ведьм, охоты на ведьм, какие были в Европе». При этом магдебургское право предусматривало суровые наказания за колдовство, а полномочия инквизиции распространялись и на украинские владения польских королей. В польских землях ведьминские процессы продолжались вплоть до конца Речи Посполитой. Если последнюю ведьму Западной Европы сожгли в 1782 году в швейцарском Гларисе, то последняя польская ведьма сгорела в Познани в 1793 году! Но, как пишет Антонович, «фанатический взгляд на чародейство и применение к нему всех последствий выработанного инквизиционными судами процесса не переходили этнографической границы, до которой простиралось католическое народонаселение Речи Посполитой»[402]. Так говорит украинский патриот Антонович. А честный историк Антонович приводит факты чудовищных расправ над ведьмами и упырями, которых сжигали заживо еще в XVIII веке. Почти все они связаны с чем-то вроде «массовых психозов», которые охватывали народ во время эпидемий. В 1720 году на Волыни в городе Красилове была эпидемия какой-то заразной болезни. Нашли и виновную – 120-летнюю старушку, которая попала под подозрение только потому, что жила на свете слишком долго. Ее сначала взяли под стражу, затем освободили, затем снова схватили, закопали по шею в землю, обложили хворостом и сожгли, не дав ни времени, ни возможности даже для исповеди