Тень Крысолова - [6]

Пламя обрушивается на зверьков, как раскаленный ветер. Даже воздух горит. А человек все продолжает поливать огнем и вылавливает отдельных крыс, которые пытаются выбраться из пекла. Они пытаются бежать, но впереди у них – только камни, а позади – стена огня.

Больше не слышно звуков дудочки. Слышен лишь доносящийся издалека писк.

Этот самец кусал и отгонял всех, кто осмеливался приблизиться к его жилищу. Вход в его нору был проделан в мягкой глине и замаскирован насыпью из листьев, веток, пучков травы.

Он притаскивал кусочки коры, шерсти, полотна, кости и укладывал в большую кучу с узким туннелем внутри, переходящим под землей в глубокий разветвленный лабиринт ходов.

Его движения казались несколько тяжеловатыми – как будто он скорее скользил, чем ходил. Но это впечатление было обманчивым – он был быстрее и ловчее других сородичей, и когда хотел догнать или наказать кого-то из них, то делал это молниеносно, совершая удивительно далекие прыжки благодаря своим мощным, пружинистым ногам.

Барахтаясь и извиваясь всем телом, я плюхнулся прямо в кучу бумаг и ветвей, развалив устланный перьями и шерстью туннель. Остальные крысята разбежались, а я стоял и с удивлением наблюдал за тем, как сверху осыпаются все новые и новые куски сооружения.

И тут я почувствовал резкий удар и укус в ухо.

Я по инерции пролетел над только что разрушенной мною конструкцией и, слегка ушибившись, приземлился с противоположной её стороны. Почуяв опасного противника, больше похожего на кота, чем на крысу, я попытался бежать, но он догнал меня, и я обернулся, оскалив зубы. Он на секунду остановился, и это мгновение задержки дало мне шанс – я соскользнул на дно подвала и удрал. И с той поры больше не приближался к его укрытию, опасаясь нового нападения.

Его избегали все здешние крысы. Заметив, как он – большой и грузный – идет по краю канала, все побыстрее прятались под стенами или прыгали в воду. Уже поседевший Большой Самец знал, что его все боятся, и я никогда не видел, чтобы он прятался, таился или спасался бегством. Его боялись даже некоторые кошки, и, когда он выходил наверх, они гневно фыркали и убегали, рассерженно махая хвостами.

Люди тоже выделяли его из массы других крыс, и, как мне кажется, последний приход Крысолова был связан с участившимися визитами Большого в их жилища, откуда он притаскивал разнообразные, не известные нам лакомства.

Он старался вести себя равнодушно, как будто не слышал звуков дудочки и не чувствовал ароматов приманки. Крысолов был для него необычной – поучительной, живой – разновидностью ловушки, стоящей в одном ряду со всеми прочими клетками, силками, капканами, захлопывающимися ящиками, хитро падающими гирьками и удушающими стальными петлями… Да, но он был самой опасной ловушкой, потому что его действия никогда нельзя было точно предвидеть до конца. Это он раскладывал в углах подвалов и прямо на наших тропинках пахнущие миндалем утиные яйца, рассыпал кучки пропитанного отравой зерна, разбрасывал ничем не пахнущие, но мгновенно убивающие куски сахара.

Крысолов пользовался теперь самыми разнообразными способами крысоубийства: закачивал в подземные проходы отравляющие газы и жидкости, выжигал подземелья огнем из огнеметов, затапливал норы водой из шлангов, замазывал цементным раствором подвальные дыры, закладывал кирпичом щели и ниши, перегораживал каналы калечащими тело острыми сетками, стрелял, душил горячим паром…

Крысолова надо было избегать и в то же самое время делать вид, что ты не обращаешь на него внимания точно так же, как на придуманные человеком ловушки иного рода.

Большой Седой Самец слышал дудочку врага, но не слушал её. Он слышал шорох рассыпаемого вокруг входа в каналы зерна, но не поддавался искушению. И хотя Крысолову удалось выманить из нор и уничтожить великое множество крыс, Большой Седой Самец был вне пределов его досягаемости.

Этот маленький крысеныш рос среди нас, ничем не выделяясь. Может, только шерстка у него была чуть более гладкой и блестящей, и, когда он перебирался через поток сточных вод, его спина прямо сверкала – вся в мелких каплях.

Лоснящийся был немножко меньше меня, спокойнее и тише. Я никогда не слышал, чтобы он пищал. Даже когда его кусали или отталкивали, он не издавал ни звука, ну, самое большее – скрипел зубами.

Мы опять оказались в опасной близости от насыпи. Я в последнюю секунду притормозил, почуяв границу, при пересечении которой чужаком Седой выскакивал из укрытия и бросался в атаку на нарушителя.

Я остановился, но Лоснящийся подошел к насыпи и стал карабкаться на нее, разгребая и ломая ветки.

Шерсть на мне встала дыбом, и я отступил к стене, ожидая молниеносного нападения Седого.

Он выскочил, бросился на Лоснящегося, перевернул его на спину, обнюхал… Тот не шевелился – он лежал тихо и спокойно и ждал, что же намерен сделать с ним разъяренный самец.

Вдруг Седой начал вылизывать ему мордочку и глаза, чесать зубами и когтями блестящую шелковистую шерстку, тереться и прижиматься. Лоснящийся встал, встряхнулся и стал лизать морду Седого, неожиданно превратившегося из укротителя в ухажера.