Тень иракского снайпера - [33]

И вот мы с Марроном сидели у него дома и пили французский коньяк – по-моему, «Курвуазье». Скажу вам по секрету, я терпеть не могу коньяки, никакие. Французские кажутся мне очень тягучими. Но все дело в том, что у этого светского человека даже нормального бара не было дома. То есть был у него, конечно, шкаф с бутылками, но содержимое было так же уныло, как и вся его, Маррона, жизнь. Хотите – верьте, хотите – нет: там стояли только коньяки и шампанское. Наверняка коньяки были дорогие и шампанское – тоже. Но вот я – гость, я не пью коньяк и ненавижу – не-на-ви-жу шампанское!

Ну, что же делать в такой ситуации? А у нас незадолго до этого был разговор с Бретом. И он меня просил не быть таким непримиримым к Хэйли. «Он, в сущности, совсем неплохой парень, – говорил Брет, – и ничего дурного тебе не сделал. Так какого черта ты прешь на рожон? Будь помягче! Вот увидишь – от этого все только выиграют!»

Так он говорил, наш великий художник, и был абсолютно прав. Но разве мог кто предусмотреть, что я соглашусь из самых лучших дружеских чувств пить коньяк с Хэйли? Что от этого коньяка я приду в исступление…

Поверьте, я очень неплохо умею пить. – Джон снова взглянул на Лайона, ища поддержки. Лайон кивнул: «Ты только говори, не останавливайся…» – Все могу пить – и скотч, и водку, и бурбон, и джин… Не переношу коньяк! То ли дубильные вещества там, то ли что еще… Короче, после третьей рюмки я почувствовал, как злоба на Хэйли, которую я скрывал, переполняет меня. Попросил его вызвать такси, чтобы уехать домой, пока не случилось беды. Садиться за руль в таком виде я не хотел. А этот идиот, вместо того чтобы вызвать автомобиль и проводить меня чин чинарем, наливал мне еще и еще… Считал, что я, упившись, раскисну и стану мягче и покладистей. Идиот!

Лайон ждал.

– Пока он говорил глупости на отвлеченные темы – я терпел… Будь я трезвый – я бы и дальше терпел. Но когда он начал рассказывать, что Брет его любит, а ко мне относится с сочувствием и терпит меня чуть ли не из милости… Это меня-то, с которого Брет писал половину своих картин – я был для него незаменим, вы же наверняка это знаете! Вот тут мне кровь ударила в голову. Я подскочил к этому подонку Хэйли, схватил его за горло и стал душить.

Линк посмотрел на свои руки.

– Даже не верится, что я это сделал вот этими самыми руками.

Тут Джон остановился и надолго умолк.

– А он бился? Вырывался? – спросил Лайон осторожно.

– Верите ли – ничего не помню. Пришел в себя я уже в полиции.

– Я вас отвлеку на минуту. Тут наши врачи попросили меня дать вам вот эту штуковину. Нажмите ее сначала левой рукой, потом правой, потом двумя… Только не торопитесь, чтобы я успел записать показания… – И О’Рэйли передал Линку черный динамометр с циферблатом. – Да! Очень важно: жмите изо всех сил – от этого вашего результата многое зависит, по словам докторов.

– Постараюсь.

Джон действительно старался, даже покраснел от натуги. Результаты этих стараний, однако, по таблице, которая была в кармане у Лайона, были на уровне среднего школьника седьмого класса.

И Лайон, вполне удовлетворенный, вернул разговор к происшедшему:

– Сколько же времени вы были без сознания?

– Я не уверен, что был без сознания, – уточнил Джон. – Это важный момент: может, я и делал что-то, но я не помню ровным счетом ничего.

* * *

– Вы заставляете меня заниматься вещами, которые мне несвойственны… – Доктор Левайн глядел на Потемкина не то чтобы осуждающе, но с укоризной.

– Два человека убиты, профессор. То убийство годичной давности, если я верно оцениваю ситуацию, может иметь того же автора, что и недавние…

– А тот, кто признался?..

– Мы к нему сейчас вернемся… Наши люди сейчас проверяют некоторые обстоятельства. Если мои подозрения верны – мы скорее всего получим санкцию на эксгумацию.

Левайн взялся руками за голову.

– Но самое плохое, – продолжал Потемкин, не поднимая голоса, – самое страшное, что если интервал между первым и вторым убийством был год, то интервал между вторым и третьим – неделя. Должен ли я вам говорить, чем именно это чревато?

Левайн нажал кнопку у себя на столе:

– Рона, мое расписание сдвигается на полчаса… Ввиду чрезвычайных обстоятельств. Обзвони тех, кто с одиннадцати. Перед теми, кто явится раньше, – извинись, им придется подождать. – И поднял глаза на Потемкина. – Что вас конкретно интересует?

– Все, что вы знаете о психическом состоянии Джона Линка в период до того, как случилось убийство.

– Джон – человек не слишком адекватный, как вы, наверное, заметили. – Левайн говорил сухо, почти протокольно. – Но сказать так – значит ничего не сказать. В США нужду в той или иной психологической помощи испытывает процентов восемьдесят населения… Может быть, девяносто. И в этом смысле наша миссия – психиатров, психологов – получает значение, какого в других странах и условиях не имела бы и не могла иметь. И ответственность на каждом из нас очень большая. К сожалению, масса людей видит наши гонорары и не задумывается о том, какой груз несет психиатр сегодня. Ладно, это – преамбула. Как психиатр-специалист, я Джона не вел. Потому это заметки грамотного наблюдателя, не более.