Тень иракского снайпера - [26]

После третьего такого визита Брюс понял, что в покое его не оставят, запер дом, поручил садовнику следить за садом, пулмену – за бассейном. Оставил адрес, куда ему пересылать почту, – какой-то почтовый ящик в Филадельфии. И уехал. Справедливо рассудив, что через какое-то время все забудется, можно будет вернуться и начать жизнь с чистого листа. Никто не знал однако, с какими чувствами он уезжал.

– А чего тут не знать? – Потемкин налил вина Лайону и себе. – Горькая обида. Человек пять лет был под пулями, выполнял свой долг. Вернулся домой – и места себе найти не может… Среди вернувшихся с войны самый высокий процент самоубийств… Мало кто из них легко вписывается в мирную жизнь – это известно.

– Вам другое неизвестно, шеф. Я выяснил, что в армии Брюс был в группе «С». Ну, спецзадания, контрразведка, работа с местными…

– Сурово. – Потемкин покачал головой. – Но подробности ты мне расскажешь потом. Сейчас – что сталось с его бандой?

– Там действительно есть что рассказать… Дом находится в весьма благополучном населенном районе. Скрытно эвакуировать окрестности – никакой возможности. Поручиться, что при таком скоплении людей и техники к кому-то из соседей не залетит пуля, тоже никак нельзя. Дом оцепили подразделения SWAT[2]. Пригнали спецтехнику. Специальные люди, когда дом уже был окружен, обошли всю округу, предупреждая соседей. Чтобы никто и носа не высовывал, пока все не закончится.

Дальше – больше: вызвали вертолеты со штурмовым десантом на борту. Выглядело все это куда как внушительно, но если бы эти ребята решили принять бой – трудно даже себе представить, что было бы.

К счастью, наш переговорщик тоже оказался из «котиков». Он нашел нужные слова. Общие знакомые какие-то у них оказались с Брюсом – не знаю уж, на самом деле или нет… Короче говоря, Брюс приказал своим людям сдаться и сам вышел первым с поднятыми руками.

– Выходит, Рейнолдс оказался прав? – хитро посмотрел на Лайона Потемкин.

– Страшноватая это правота, шеф. Четверо вооруженных военных со спецназовцем во главе – только подумайте, что было бы, если бы они решили отбиваться.

– Ладно, – заключил Олег. – Все хорошо, что хорошо кончается.

Лайон тщетно пытался согнать с лица улыбку – до того приятно ему было сообщить Потемкину нечто интересное. Но согнал наконец.

– Знаете, какая татуировка на руке у Брюса, «котика» нашего? «333» с надписью «PERICULUM IN MORA». Точь-в-точь как на наших покойничках.

* * *

– Я освобожусь в десять тридцать, но вы, если хотите, можете прийти и раньше – я предупрежу Бетси, мою помощницу, и вам покажут, как подняться на балкон… Посмотрите, как мы работаем.

Голос в трубке был совсем молодой и прямо-таки искрился и звенел от удовольствия – так чувствует себя человек после хороших физических нагрузок, когда организм в тонусе и кажется, что можешь горы свернуть.

И вправду можешь – в этом мудрость древних гимнастик. Те, кто ими занимался, может, и не жили дольше других, но само качество жизни – когда внутри тебя все поет, когда ты способен перевернуть мир, – это чувство ни с чем не сравнимое.

Голос в трубке принадлежал Адель – той самой персиянке, единственной, давней и неизменной страсти Брета Леборна, которая отказалась выходить за него замуж, но уже благополучно пережила двух его бывших жен и мирно уживалась с третьей. При этом растила любимую, его единственную лочь с непривычным европейцу именем Патимат – ту самую юную красавицу, которую Потемкин встретил в мастерской художника. Дикая серна, газель, и что там еще из восточной поэзии?.. Но эта газель каждый день приносила в мастерскую отцу горячий завтрак, а еще, как после узнал Потемкин, училась в университете на психолога, а еще подрабатывала на уик-эндах в одном из самых дорогих ресторанов Фриско и гордилась тем, что карманные деньги на свои расходы она у родителей не берет.

Потемкин знал, что Адель – хозяйка одного из самых популярных в городе гимнастических залов. Не регулярного фитнеса, который полон разнообразных тренировочных машин и снарядов и где крепкий запах пота так же обычен, как запах попкорна в американских кинотеатрах, а гимнастического зала, больше похожего на балетную студию, c такими же зеркалами во всю стену, с разновысокими перилами, с балетными станками. Называлось это «барр» – и Потемкин никогда в таких залах не был, вся его информация о «баррах» до сих пор была получена из объявлений в Сети. Вот он и решил, что совсем не грех будет подождать эту неведомую, но почти легендарную в художественных кругах Фриско даму и посмотреть, что в этом зале происходит… С балкона? Ну, так пусть с балкона.

Хорошо, когда город – это город! И когда центр его расположен компактно. И когда можно куда угодно ходить по улицам, не думая о том, что нужно ехать десять, а то и двадцать, а то и тридцать миль в один конец… За это Потемкин не любил Лос-Анджелес. Прогулявшись по улице Ван Нисс, миновав чудесное традиционное классическое здание Оперного театра, Потемкин свернул на Стренд. Еще три минуты – и он рядом с невысоким, двухэтажным, темного камня зданием, на котором алыми буквами выведено: АДЕЛЬ.