Тень иллюзиониста - [40]

Голиаф

1

Всю ночь Голиаф утолял свой голод по Беатрис, но так с ней и не поговорил. Он не узнал, почему ее оторвали от него, где она живет, как проходят ее дни. Все это его не волновало. По-настоящему важным было то, что она сама его нашла и после ночи любви согласилась бежать с ним. Когда Голиаф шагал в «Авеню», он просто светился от счастья. Он горел нетерпением увидеть Беато и рассказать, что он нашел Беатрис. Он перешел дорогу, щуря глаза от полуденного солнца. Заходя в кинотеатр, он весело подпрыгнул, так что вздрогнул каждый сантиметр его огромного тела. В первый момент он просто увидел перед собой женщину, которая придавала смысл его жизни, рядом с мужчиной, который открыл ему волшебную сторону вещей. Поэтому он остановился в середине прохода и улыбнулся. Но когда он оглянулся по сторонам и понял, что зал пуст, все представилось ему в ином свете: Беатрис, с ребенком на руках, флиртовала с соблазнителем, который развенчал Голиафа в глазах женщин цирка.

— Извини, Голиаф. Я собирался тебя позвать, но что-то совсем заболтался, — произнес Беато, поднимаясь с корточек.

— Ну мне пора. До свидания и еще раз спасибо за представление, — сказала Беатрис и повернулась, чтобы уйти.

Заметив, что Беатрис отходит от Беато, Голиаф обрадовался. Но его радость была недолгой и сменилась глубоким разочарованием. Вместо того чтобы направиться к центральному проходу, где стоял он, Беатрис прижала ребенка к груди и поспешно удалилась по одному из боковых проходов. Голиаф пытался поймать ее взгляд, ждал знака в подтверждение их близости, но она ушла, пряча глаза.

— Давай отнесем все в фургон, а потом я пойду обедать к дону Браулио. Он снова хочет поделиться со мной травами и просит еще раз взглянуть на его жену, — сказал Беато со сцены, опираясь на ширму.

Сердце Голиафа сжалось. Он двинулся к сцене с безотчетным чувством, что приближается не к своему другу, а к самому заклятому из врагов. Он молча помог Беато собрать вещи, вернулся в повозку и там окончательно пал духом. Он сел за прилавок и погрузился в свои мысли. Перед его глазами мелькали картины предательства. Из оцепенения он вышел только ближе к вечеру. Лишь тогда он нашел в себе силы, чтобы взглянуть на вещи с другой стороны, и убедил себя, что у него нет причин для беспокойства. Было очевидным, что ребенок Беатрис предполагал наличие у нее мужа или любовника. Но не подлежало сомнению и то, что для союза с этим мужем или любовником ее оторвали от него. Ее вынудили связать свою жизнь с этим мужчиной, и она сделала это не по любви. Неоспоримым доказательством ее чувств к Голиафу было то, что она сама пришла в повозку, любила его до рассвета и согласилась уехать с ним, поставив крест на своем безрадостном существовании. Таким образом, ребенок ничего не менял. Просто одним участником побега становилось больше. Что касается Беато, в его встрече с Беатрис на самом деле не было ничего подозрительного. После представления зрители разошлись, а она задержалась в зале, чтобы поздороваться с Беато и выразить свою благодарность. И только пустота и полумрак зала превратили безобидный разговор в многозначительную сцену. Он был так воодушевлен этим новым взглядом на события, что искренне захотел над собой посмеяться. Он достал из коробки куклу, просунул в нее руку и спросил басовитым и в то же время смешным голосом:

— Кто я?

— Ты самый ревнивый влюбленный на свете, — ответил он себе дурацким кукольным голосом.

— А еще кто я?

— Ах да! Еще ты самый великий укротитель судеб!

На улице несколько детей раскрыли рот, наблюдая, как необъятный помощник Беато разговаривает с куклой. Они дружно залились смехом, и как далек был этот звонкий невинный детский смех от неумолимо приближавшихся трагических событий.

2

Он проверял микрофон на сцене «Авеню», постукивая по нему пальцем, когда его настиг женский крик. Несмотря на расстояние, которое отделяло его от улицы, и две двери, он отчетливо его расслышал. Крик прорезал густой вечерний воздух, пронесся над рядами кресел и влетел в его уши. Голиаф еще раз проверил микрофон и поставил за ним деревянный стул. Крики не прекращались, поэтому он вышел на улицу, чтобы посмотреть, в чем дело. На тротуаре толпились люди, и их взгляды были обращены в сторону повозки. На ступеньках гордо возвышался дон Браулио в домашней одежде.

— Я его убью! — взревел он.

С лицом, побуревшим от гнева, он спустился по лестнице и решительно двинулся по направлению к бульвару. Около булочной фрау Беккер к нему присоединилась группа людей. Голиаф побежал к повозке и на полпути столкнулся с Леандро. Он не понял, откуда тот взялся. Леандро внезапно вырос слева от него и воткнулся ему в бок. Прежде чем Голиаф успел извиниться и спросить, все ли с ним в порядке, Леандро уже снова припустил вслед за доном Браулио.

— Что происходит? — крикнул Голиаф вдогонку.

— Ничего. На нашу улицу пришла беда.

В повозке Голиаф обнаружил женщину, лежащую на полу лицом вниз посреди разбитых флакончиков с духами. Она уткнулась лицом в руки и судорожно всхлипывала. У нее было красивое упругое тело и золотистая кожа. Голиаф наклонился, чтобы помочь ей встать, но его внезапно охватил стыд. На ней был лишь прозрачный пеньюар, почти не скрывавший ее наготы. Если бы он поднял ее, то легко мог бы разглядеть все ее прелести. Он замер, созерцая ее и ничего не делая, пока в повозку не ворвалась Сирсе и не взяла инициативу в свои руки.