Тень гоблина - [17]

— А какого хрена ты до сих пор молчишь и этого долбостопа вперёд выставил? Что за ерунда у вас здесь творится? Ты посмотри, во что они одеты? — Плавский начинал распаляться. — Генерал, это ваши? — обратился он к Хаустову.

— Да, товарищ Секретарь. Старший лейтенант, немедленно пропускайте машины и завтра в штаб.

— Нет, мы сейчас здесь всё посмотрим. Свет у вас здесь есть?

— Дней пять как дизель полетел, — пренебрегая субординацией, доложил Сменкин, — с керосином живём и свечками.

— Товарищ, генерал-полковник, я вас очень прошу, не надо будоражить личный состав! — протиснулся вперёд старший лейтенант. — Мне, конечно, стыдно, но за последствия я не отвечаю. Контрактникам малость денег выплатили, так они почти трое суток пьянствовали, а сегодня вечером обкурились и вообще никакие. А то, что он так одет, — командир сгрёб и затолкал обратно в темноту низкорослого солдатика с придурковатым лицом, одетого в какую-то немыслимую женскую вязаную кофту, — снабженцы наши виноваты. Скоро зима, а тёплого обмундирования всё нет, а ещё и патронов не хватает, их вообще за свой счёт приходится покупать.

Евлампов что-то торопливо шептал в здоровое ухо Секретаря.

— Ладно, — по всей видимости, согласившись с доводами своего заместителя, пробасил Плавский, — что на ночь глядя, да ещё на боевом посту, нотации читать. Завтра разберёмся, — он развернулся и, чертыхаясь, пошёл к машине.

Действительно, через два часа машины, благополучно миновав ещё несколько блокпостов, где их встречали с подчёркнутой вежливостью, добрались до второго по значимости города Чечни.

На ночь разместились быстро. Плавский ещё остался играть в нарды с местными бородачами, а все, за исключением охраны и Александра Брахманинова, разбрелись по отведённым для них комнатам. Несуразное строение, где московские гости обрели ночлег, тоже было выложено из красного импортного кирпича.

Ночь, распластавшись на низких облаках, беззастенчиво заглядывала в тёмные окна измученных войной и горем домов. Ей было всё равно, на что смотреть.

Скураш долго не мог заснуть. Постоянное ощущение близкой опасности напрягало нервы, и даже эта безликая ночная тишина комендантского часа не могла их успокоить и расслабить сжатую внутри пружину.

«Каково здесь нашим, — думал он, ворочаясь в незнакомой постели, — из мирной жизни, от детей, от жены и вдруг — в непривычную обстановку, наполненную ожиданием беды и смерти».

Ему стало жалко того старшего лейтенанта. Что завтра с ним сделают? Наверное, будут орать и стращать всякими армейскими напастями, навесят выговоров и отправят назад, к обкурившимся подчинённым. И ничего, по сути, в его жизни не изменится. Если повезёт, вернётся домой живым и станет по пьянке рассказывать, как задержал сановитых москвичей, и с каждым разом эта байка начнёт обрастать всё новыми подробностями и мелочами, пока окончательно не превратится в пьяную небылицу.

Мысль о судьбе старлея, сменили юркие мыслишки о смысле нынешней поездки.

«Какого чёрта надо было сюда переться? Да еще связываться с бандитами. Вот не работай бесперебойно беспроволочный телеграф народной молвы, да не кипи всё вокруг желанием скорейшего мира, ещё неизвестно, чем бы вся эта авантюра закончилась. Хотя, наверное, в этом и есть особенность, которая отличает Плавского от окружающих. Ведь он всё рассчитал правильно и даже бежавшую впереди него молву о мире и ту запряг на себя работать, да и завтрашний день чётко вычислил: кто встречает, тот и хозяин. А встречать Масхадова будет он. Молодчина! Другое дело — решится ли он на заключение мира, да и наделён ли такими полномочиями? Насколько Малюта знал, с президентом шеф давно уже не встречался.

Где-то далеко отчаянно залаяли собаки.

«Человек, идущий в ночи, замышляет зло», — прозвучала внутри Малюты сура Корана, и это была последняя мысль, которой завершился тот трудный день.

Встреча с самопровозглашённым президентом самопровозглашённой республики прошла никак, но основы будущего мирного соглашения, вернее, не соглашения, а декларации о намерениях прекратить военные действия, были заложены именно в ходе этого переполненного анекдотами застолья. Со стороны могло показаться, что встретились два старых армейских товарища и от души этому рады.

Тогда ещё никто не знал, какую оценку всё это получит буквально через несколько недель.

В Москву вернулись через Ханкалу, с крепким перегаром и основательно помятыми лицами.

9.

Время летит гораздо быстрее, чем движутся секундные стрелки. Казалось бы, только вошёл в неделю — и вот, уже суббота, только что было первое число, и на тебе — месяц пробежал. Вместе с неумолимым временем неумолимо текла и чиновничья жизнь.

Литаврами национального героя и проклятиями злейшего врага России отгремел Хасавьюртский мир, началась роковая дружба с бывшим президентским охранником, промелькнуло несколько официальных визитов в ближнее и дальнее зарубежье, одним словом, всё текло своим чередом.

Скураш, отговорившись дома и прихватив для конспирации Ингу, катил по шоссе в Жаворонки, на дачу к Ивану Даниловичу.

Мрозь была необычно серьёзна и напряжена, это был их первый совместный выезд в люди. Скураш заметил это и, списав поначалу на неважное настроение и отвратительную погоду, пытался растормошить спутницу. Успеха он не добился и в конце концов удивленно подумал: «Что это она так дёргается?»