Тень Бешеного - [42]

Подвернулась и еще одна кандидатура, которую он по трезвом размышлении отверг.

Как‑то в салоне у Милены он встретился с интеллигентного вида американским гражданином по имени Алексей Монин.

Лет двадцать назад тот окончил пединститут и, уверовав в свой литературный дар, начал писать. Однако печатать его никто не жаждал, и он, обидевшись на не оценившую его гениальность советскую власть, уехал в Америку, где, по его словам, вполне преуспел в страховом бизнесе. Женился там на бывшей одесситке, которая, как опять же он утверждал, выгнала его из дому и обчистила до нитки, более того, запретив общаться с детьми.

Позин знал, что при наличии хороших адвокатов в США все это возможно.

В общем, бедняга Монин выглядел невинно пострадавшим агнцем. Наслушавшись от Милены о Позине как о высоком интеллектуале, да еще с огромным кругом знакомств, Монин буквально всучил ему несколько своих книжек, изданных в России.

Из любопытства Позин пролистал их. Автор оказался откровенным эпигоном молодежной прозы шестидесятых — семидесятых годов двадцатого века.

Герой его произведений был молод, талантлив, но никем не понят и не оценен, а потому глубоко презирал тупой и обывательский мир, обязанный ему уже в силу появления его на свет. Неизменным было и его превосходство над женщинами — существами, безусловно, глупыми, низкими, корыстными, подлыми.

Особенно неприятно, до глубины его мужской души Позина поразила любовная связь героя, до боли напоминавшего самого Монина, с довольно известной молодой актрисой и при этом дочерью всенародного знаменитого актера и театрального деятеля. В финале романа выяснялось, что эта милая и нежная девушка наградила своего возлюбленного венерическим заболеванием.

Монин напрашивался в гости к Позину, его интересовало мнение видного московского интеллектуала.

Позин предложил встретиться у Милены и попить кофе. Перед началом разговора Монин снял очки, и его лицо стало еще более беззащитным и трогательным.

— Ну как, вам понравилось? — робко спросил он.

И только тут Позин, настраивавшийся на серьезный литературный разговор, понял, что этого человека ничему не научишь и ни в чем не убедишь.

Если все комплексы Аристарха были спрятаны глубоко и душили того изнутри, то в случае Монина было как раз все наоборот: он умело, даже, можно сказать, талантливо использовал свой образ всеми гонимого интеллигента с тонкой, ранимой душой, ищущего понимания в этом жестоком и несправедливом к нему мире. Странное дело, но он, скорее всего, таких людей находил, иначе кто бы издавал его опусы.

Позин подумал, что при данных обстоятельствах изображать литературного наставника более чем смешно и нелепо.

— Как читатель я не нашел в ваших произведениях ничего для себя нового, — жестко ответил Позин.

— Но вы такой эрудит! — закатив к потолку глаза, воскликнул Монин.

«Поистине броня его комплекса неполноценности непробиваема», — промелькнуло в мозгу Позина.

— А вот простому народу нравится: на последней книжной ярмарке ко мне за автографами стояла очередь, — с очевидной гордостью доложил Монин.

— Наверное, лучше всего продается ваша последняя вещь? — невинно поинтересовался Позин.

— Да–да. Она мне, очевидно, удалась. Только не понимаю, почему многие из театрального и литературного мира после этой книги перестали со мной здороваться. — Его близорукие печальные глаза светились искренним недоумением. — Ведь я же написал чистую правду.

Позин не знал, что ему ответить. Естественный разговор о том, что настоящий мужчина при любом раскладе не должен всенародно позорить свою возлюбленную, а кроме того, болезнь — это несчастье и ее надо просто лечить, в этом случае был бесполезен.

«Правдолюбец» вызывал у Позина некий интерес в причудливом сочетании с омерзением. Но интерес сразу пропал, когда он понял, какое животное Монин напоминает — американского скунса, небольшого, пушистого, на вид безобидного зверька, который при малейшей опасности испускает зловонную струю, запаха которой не выносят ни люди, ни крупные хищники.

Монин ненавязчиво искал продолжения знакомства с Позиным, понимая, что он может без особого труда помочь ему с изданием его бесконечных произведений и организацией рекламной кампании. Но Александр всякий раз ловко увиливал. А писатель гнул свое и продолжал жаловаться на обобравшую его жену, бросающих его женщин, на плохое здоровье пожилой мамы и свое собственное.

Однажды, выслушав его очередную получасовую жалобу на мир, Позин философски заметил:

— Алексей, дорогой, у вас есть проблемы, согласен, но нет на земле людей, у которых нет проблем. У меня, представьте, их навалом, но я же не жалуюсь.

— А вам на что жаловаться?! — неожиданно зло выкрикнул Монин. — У вас все было с самого рождения: престижный вуз, деньги, влиятельные друзья отца, прекрасная карьера и длинноногие секретарши.

— Заведите себе длинноногую секретаршу, — при–мирительно посоветовал Позин, — сегодня это не так дорого стоит. Хотите, я вам найду подходящую?

— Не издевайтесь надо мной! — еще больше раскипятился Монин.

Александру не терпелось закончить разговор и вообще прервать эти утратившие всякий смысл отношения, и он резко сказал: