Темыр - [3]

Но что? Об этом никто не догадывался.

III

Отец Темыра, Пахуала, был человек тихий, скромный, жил в бедности. Недобрые соседи не давали спокойно жить Пахуале, но больше всего он терпел от воров; не мог завести хорошей скотины - ее тут же крали, словно она находилась без присмотра. Когда к вечеру корова или лошадь не возвращалась, Пахуала уже знал, что он обворован. Немного поискав, он ни с чем возвращался домой и, полный безнадежности, прекращал поиски.

Пахуалу погубил проживавший в деревне князь Мурзакан. Случилось это так.

Была весенняя пора. Фруктовые деревья расцвели и стояли в легком, благоухающем пуху.

В густых лесах и на веселых холмах среди мелкого кустарника ярко пестрели цветы. Скотина, похудевшая в зимнюю бескормицу, разбрелась по лужайкам, греясь под теплыми золотистыми лучами солнца. Крестьяне пахали поля.

Работал и Пахуала, с добрым чувством прислушиваясь к веселым голосам, доносившимся отовсюду. Наступил вечер; Пахуала пригнал волов к дому и запер за ними ворота, просунув кол в ивовые петли.

Лег спать он в ту ночь с легким сердцем, как человек, не знающий горя; его дремотные мысли были заняты пахотой, и вскоре он погрузился в сладкий сон.

Проснулся Пахуала задолго до рассвета и вспомнил, что ни разу ночью не взглянул на волов. Он торопливо вышел из домишка и пошел к хлеву. Волов на месте не было, ноги Пахуалы подкосились, и он подумал, что такого несчастного, как он, еще не было на свете.

«Хоть бы скорей наступил рассвет», - томился он и долго бродил вдоль ограды, пока медлительное солнце не показалось из-за далеких горных хребтов и розовый солнечный блик не заиграл на жалкой крыше его домика.

Пахуала торопливо пошел по следам волов. Уже высоко поднялось солнце, когда следы животных привели его к воротам Мурзакана. Сердце его упало. Он терялся в нерешительности: зайти или нет? Он долго стоял у ворот князя в тягостном раздумье. Уж очень хорошо знал Пахуала Мурзакана и боялся участи человека, о котором сказано, что он лишился курицы, а вслед за этим и асацбала [4]. Опустил голову бедняк и побрел было домой, но потом вернулся, подошел к воротам и, затаив дыхание, тихонько приоткрыл калитку. Он сразу же увидел своих волов - они жевали сено в углу двора. Как в лихорадке, Пахуала затрясся всем телом, его лицо покрылось мертвенной бледностью. Волы были так близко! Волосы зашевелились на голове, и хотелось умереть, - пусть его закопают на том же месте, где он стоит.

Пахуала подошел к кухне и услышал громкие голоса слуг Мурзакана. Войти в кухню Пахуала не решился; он скрестил на груди руки, прислонился к столбу и мрачно взглянул на волов.

Вышли двое слуг. Один из них знал Пахуалу.

- Тебе кого нужно, сосед?

Пахуала видел только волов. Слова слуги будто разбудили его; он медленно отклонился от столба и поднял на слугу потухшие глаза:

- Разве не видишь, дад: сегодня погасла опора моего очага.

- Что с тобой? - сочувственно спросил слуга.

- Эти волы мои. Оба! Без них нет у меня жизни. Их ночью, этой ночью, увели с моего двора.

Слуга помрачнел, опустил глаза.

- Видишь, двор полон скота, - произнес он негромко. - Все это чужой скот, его сюда привели недавно. - Слуга наклонился к Пахуале. - Многие, как и ты, мучились и тоже приходили сюда, но никто, ни один человек не увел обратно своей скотины.

Пахуала простонал:

- Неужто невозможно помочь мне?

- Не знаю, друг мой, такого средства.

Пахуала молчал. Слезы покатились по его густым усам, дрожь прошла по всему телу. Он поднял голову.

- Мурзакан дома?

- Он отдыхает.

Другой слуга махнул рукой, подошел к волам Пахуалы, взял одного за рога и повел к месту убоя. Пахуала застыл в оцепенении, даже слезы перестали литься. Но затем оттолкнул того, с кем говорил, и подбежал к слуге, державшему вола. Ярость свела потемневшие губы Пахуалы.

- Куда ведешь его?

Слуга сурово взглянул на Пахуалу.

- Или не видишь куда? Забивать!

Он потянул вола за рог.

- Не дам! Он мой!

Пахуала раскинул руки, загородил дорогу.

- А ну-ка, отойди!

Пахуала отлетел в сторону, отброшенный сильным ударом в грудь, но, удержавшись на ногах, опять ринулся на слугу.

В это время на веранду выплыла грузная фигура Мурзакана; покручивая усы, он громко кашлянул, сплюнул и, увидев сцепившихся слугу и Пахуалу, поднял брови.

- Эй, кто там дерется? - окликнул он басистым голосом.

Слуга, оттолкнув Пахуалу, подбежал к веранде.

- Да вот он не дает вола забить, ухацкы сцейт[5].

Заплывшие глаза Мурзакана налились кровью, веки покраснели:

- Какой собачий сын затеял драку на моем дворе? Ко мне его!

Пахуала подбежал к Мурзакану, опустился на колени, схватил полу черкески и приложился к ней губами.

- Тебе что нужно, негодяй?

Князь толкнул ногой Пахуалу, и Пахуала упал навзничь; лежа, он жалобно, тихо стонал:

- Мои волы! Мои единственные!

Мурзакан пнул его еще раз.

- Из-за волов приходишь в мой дом затевать драку, негодяй!

Пахуала задыхался, и то, что он метался, лежа на земле, и стонал, еще сильнее раздражало Мурзакана. Он крикнул слугам:

- Эй, живее!

На его зов бросилось несколько парней.

- Чтоб я никогда не видел этого дрянного старика! Ну-ка, возьмите его да привяжите к стволу клена.