Тэмуджин. Книга 3 - [27]
Отчаявшись, беглецы хлынули на восток, но под склоном холма попали в сугробы, кони их завязли в снегу. С обеих сторон их настигли толпы всадников с арканами и при лунном свете скоро переловили одного за другим. Лишь двоим удалось было оторваться от погони, кони их выбрались из сугробов и поскакали. Они были уже недалеко от ближайшего увала, но киятские воины пустили вслед им несколько стрел и без труда попали в них. Одному стрела попала в спину, убив наповал, под другим ранило коня, и его поймали живым.
Все беглецы оказались юношами по тринадцать-четырнадцать лет. Утром их привели на суд к Бури Бухэ и Алтану.
Нойоны, выспавшись в теплой юрте, на звериных шкурах в обнимку с молодыми женщинами, уже опохмелились и вышли на мороз бодрые, довольные. Им уже сообщили о случившемся ночью.
Выйдя к коновязи, они с любопытством оглядели выстроенных перед ними в ряд одиннадцать юношей. Те стояли без поясов и шапок, руки их были стянуты назад волосяными веревками. У некоторых были порваны рукава и воротники овчинных дэгэлов, на лицах синели ссадины и кровоподтеки – видно было, что не обошлось без потасовки. Понуро опустив головы, они отрешенно смотрели в снег.
У айла собралась толпа жителей куреня – в основном, женщины и старики. С застывшим отчаянием на лицах, они безмолвно выжидали решения нойонов. У женщин болезненно кривились лица, многие украдкой смахивали слезы со щек, зажимая ладонями рты, чтобы не зареветь.
Вокруг густым роем маячили молодые конные борджигины. Среди них выделялись безусые юноши, впервые вышедшие в поход. Они с затаенным любопытством смотрели на происходящее, ожидая расправу над вражескими юношами – своими сверстниками. Те, что постарше, равнодушно разглядывали пленных, изредка улыбались и пересмеивались между собой. Некоторые уже поигрывали оружием, нарочито показывая, что готовы по первому слову нойонов пустить их в ход – натягивали тетивы на луках, пробуя упругость, прикладывали к ним стрелы, размахивали саблями, разминаясь, поблескивая на солнце отточенными клинками.
Алтан медленно прошел вдоль короткого строя джелаирских юношей, зло кривя губы, холодным взором оглядел их.
– Что, не хотите жить с кият-борджигинами? – спросил он и с недобрым смешком оглянулся на Бури Бухэ. – Смотри-ка на них, не хотят они с нами жить. И что нам теперь делать с ними?
– Перебить всех! – решительно махнул рукой Бури Бухэ. – Чтобы другие знали, как убегать от нас.
В толпе услышали его слова, оттуда с ревом и воем выбежали сначала двое, а за ними и другие – всего полтора десятка женщин, с согнутыми спинами бросились в ноги к нойонам, пали на колени, хватаясь за гутулы.
– Пощадите их, пожалейте!.. – закричали, рыдая, протягивая к ним руки. – Глупые они, ума еще нет…
– А ну, тихо! – разъяренно крикнул на них Алтан, и те мгновенно смолкли, руками сжимая трясущиеся губы. – Голова заболела от вашего крика. Глупые, говорите? Да, видно, что глупые они у вас, но такие нам не нужны. По глупости они немало хлопот могут нам принести и потому пусть лучше сейчас уходят к предкам. Теперь только там их место.
– Убить всех, чтоб неповадно было! – решительно подтвердил Бури Бухэ, непримиримым взором поводя по сторонам, и обернулся к своим борджигинским юношам: – Эй, где вы там бродите, подъезжайте поближе. Уберите луки и возьмите копья.
Толпа обреченно смолкла, стало тихо. Слышно было, как под порывом ветра глухо хлопнул край войлока на ближней юрте, да где-то далеко, за юртами взвыла собака и тут же смолкла.
Борджигинские юноши, разобравшись в ряд, держа наготове короткие копья для метания, с холодными, сосредоточенными лицами выбирали себе жертвы. Некоторые из них широко взмахивали руками, прицеливаясь, готовясь бросать. Перед ними, замерев, едва дыша, стояли уже готовые к смерти джелаирские юноши.
– Этому я печень пробью – говорил один борджигинский юноша с правого края, обращаясь другому, – поспорим?
– В печень кто не сможет? – отвечал тот. – Поспорим лучше, что я своему в правую почку попаду.
– Если попадешь, получишь от меня три стрелы, нет – отдашь мне свои три. Ладно?
– Ладно.
– Приготовились? – Алтан оглянулся на них, поднял левую руку. – Все разом…
В наступившей тишине вновь завыли, зарыдали джелаирские женщины, ожидая непоправимого.
– А ну, подожди-ка, – остановил его вдруг Бури Бухэ.
Его рассеянный, равнодушный взгляд вдруг привлек один из связанных юношей. Тот стоял вторым с правого края. Будто не видя перед собой борджигинских воинов, уже заносивших свои копья, он пристальным взором смотрел на Бури Бухэ, смерив его с головы до ног. Так человек мимоходом, заметив что-то любопытное, бросает на него последний взгляд, чтобы запомнить и пройти дальше. Беспечный перед самой смертью вид его резко отличался от других, с посеревшими лицами и потухшими глазами уткнувшихся вниз.
Бури Бухэ качнулся, тронувшись с места, и, изумленно уставившись на парня, медленно подошел к нему. Спросил:
– Ты что так смотришь на меня?
Тот, не отводя взгляда, пожал плечами:
– Смотрю, пока видят глаза.
– Ты что, совсем не боишься смерти? – спросил Бури Бухэ.
Все так же спокойно парень ответил:
В четвертой книге романа «Тэмуджин» продолжается история юного Чингисхана. Вернувшись из меркитского похода во главе отцовского войска, Тэмуджин обосновывается на верхнем Керулене вместе с другом и союзником Джамухой. Вскоре он идет в поход на могущественного тайчиутского вождя Таргудая, некогда разграбившего отцовские владения, и возвращает от него наследных подданных, многотысячные стада и табуны.
Роман бурятского писателя Алексея Гатапова описывает отроческие годы Чингисхана – великого полководца и государственного строителя Монголии XII–XIII вв. В первой и второй книгах романа отражается важный период становления молодого героя – от 9 до 11 лет. Это годы нужды и лишений, голода и смертельных опасностей, когда в условиях жестокой вражды между родами монголов выковывался характер великого воина и властителя.
Роман бурятского писателя Алексея Гатапова описывает отроческие годы Чингисхана – великого полководца и государственного строителя Монголии XII–XIII вв. В первой и второй книгах романа отражается важный период становления молодого героя – от 9 до 11 лет. Это годы нужды и лишений, голода и смертельных опасностей, когда в условиях жестокой вражды между родами монголов выковывался характер великого воина и властителя.
«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.