Тэмуджин. Книга 1 - [112]

Поначалу все шло так, как он рассчитывал: мирная жизнь успокоила народ, багатуры стали отходить в тень. Но тут неожиданно Есугей сошелся с кереитским ханом и пошел с ним в поход на найманов. Вернулся он оттуда клятвенным братом крупнейшего в степи властителя, став еще богаче. А имя его отныне стало непоколебимо в племени и будь выборы даже в самое мирное время, про него теперь никто не забыл бы. Вот тогда и задумал свою думу Таргудай: как убрать лежащий на пути камень…

Наконец, когда Есугей, а за ним и Тодоен убрались к предкам, Таргудай вздохнул свободно и взялся за подготовку к ханским выборам. Готовился он, не торопясь, исподволь: нужно было выдержать время траура по ушедшим, чтобы в народе не болтали лишнее, будто он жаждет поскорее сесть на трон. Другие киятские нойоны были ему не опасны: сын Хутулы Алтан время от времени доносил о них, и по его рассказам выходило, что, оставшись без старших, они стали совсем как неразумные дети: один тянет в одну сторону, другой в другую, и нет согласия между ними, одни лишь ссоры и ругань.

«Дети-то они дети, – озабоченно думал о них Таргудай. – Да вот только отцы и деды слишком большие владения им оставили. А зачем детям слишком много?.. Им и малого хватит, лишь бы было чем себя потешить». Не общаясь с ними самими, Таргудай непрерывно, через своих лазутчиков, вел переговоры с их тысячниками и сотниками, и кого обещаниями, кого и угрозами, немалую часть их привлек на свою сторону.

Увел он людей и от детей Хутулы, чтобы и они прочувствовали его власть и побаивались. Когда же они прискакали к нему, опередив других киятов, Таргудай спокойно выложил им свой довод:

– А как же иначе? Ведь я не мог одни ваши улусы оставить нетронутыми, когда забрал подданных ваших братьев – чтобы они вас ни в чем не заподозрили. Что с вами будет, если тот же Бури Бухэ узнает о том, что вы мне на них доносили, а? – и, глядя на их обиженно потупленные лица, успокоил: – Ну, ничего, если будете служить мне хорошо, придет время – и все получите обратно. Только служите мне хорошо!..

Нойонов других родов племени ему уговаривать не приходилось. Увидев, на чью сторону склонилась победа, они теперь сами толпами приезжали к нему, чтобы поклониться и по нескольку дней жили в его курене.

Растроганный тем, что в течение многих лет не удававшееся ему дело теперь свершается без заторов, Таргудай часто проводил молебны богам. В то же время он не забывал жаловаться предкам на то, как глупо и упрямо вели себя здесь, на земле, киятские Тодоен и Есугей.

«Это из-за них, – стоя перед онгонами на коленях, клялся он, – до сих пор после смерти Хутулы не был избран хан!..»

Главные свои доводы он выстраивал на том, что они хотели нарушить очередность между двумя родами и пытались вновь протолкнуть своего кията, отпихнув тайчиутов подальше от трона.

Про то, как сам он сообщил татарам о поездке Есугея на Керулен, он не упоминал, но несколько раз совершил большие жертвоприношения западным богам[50], прощающим людям грехи, и при этом более всех обращался к Чингису Шэрээтэ Богдо[51], младшему сыну Хана Хюрмаса Тэнгэри[52], который ведал судом над земными людьми.

Управляясь с хлопотами, навалившимися на него в эти месяцы, Таргудай ни на день не упускал из виду самый жирный кусок – улус покойного Есугея. Люди его теперь были и среди пастухов и среди воинов, охранявших многотысячные стада и табуны, оставшиеся без хозяина. Киятские нойоны не торопились делить их и это было на руку Таргудаю. Но и на тот случай, если бы жены Есугея по закону вышли за Даритая и тот попытался бы взять себе имение брата, у него все было заранее подготовлено: он договорился со всеми большими нойонами племени о том, что если пойдет дело о дележе табунов и подданных Есугея, все должны встать и заявить, что такое крупное владение не может быть разделено внутри одного рода – это дело всего племени, тем более, что почти все оно было добыто во время татарской войны, где участвовали все рода племени, а не только кияты.

Когда Таргудай узнал о том, что Оэлун отказалась выходить за Даритая, то он от волнения потерял сон, почувствовав, как в нем проснулась охотничья жажда.

«Она выйдет за меня! – тут же решил он. – Конечно, Даритай не пара такой женщине, не ему ездить на такой норовистой кобыле. А я еще не разучился укрощать таких, она еще будет плясать подо мной. Вот тогда и улус перейдет ко мне!»

Обдумав все, Таргудай не стал свататься к Оэлун сразу, решив сначала умерить ее норов, и для этого он поговорил с главными старухами племени Орбай и Сохатай. Те заверили его, что загонят ее в такой угол, что она будет рада выйти хоть за восточного духа, лишь бы оставили ее в покое.

– Только, когда станешь ханом, смотри, о нас не забудь, – напомнили они ему, сидя у него за чашей архи. – Не забудь, что и нам подобают ханские места. Когда наш муж Амбагай-сэсэн[53] еще сидел на ханском троне, мы по очереди меняли твои мокрые пеленки. Об этом не забывай…

– Никогда не забуду, – поднимая вместе с ними чашу, благостно улыбался Таргудай, а сам чувствовал, как в груди у него копится глухое раздражение и чешутся руки, чтобы вышвырнуть их из юрты.