Тэмуджин. Книга 1 - [101]

Те молча жались к костру, протягивая к пламени озябшие руки.

– Да они теперь ничего не помнят, даже если и слышали, – злорадно усмехнулся Бури Бухэ. – Сидят и никак не могут понять: выдабривались перед Таргудаем, изо всех сил старались перед ним, на поклон с подарками ездили, а он в благодарность людей у них сманил… Плохо вы ему угождали, архи ваше было слабое, теперь жен своих бейте, покрепче надо было перегонять, ха-ха-ха…

Те и вправду были заметно ошеломлены. С самого начала, получив известие об уходе своих воинов вместе со всеми к Таргудаю, они, находясь среди других нойонов, недоуменно переглядывались между собой, в общие разговоры почти не вступали, нося в себе невысказанное свое удивление.

Не отвечая ни на вопрос Ехэ Цэрэна, ни на язвительную насмешку Бури Бухэ, они вдруг молча встали, сели на коней и, даже не оглянувшись на братьев, порысили вперед. От толпы нукеров, отдыхавших поодаль у небольших костров, отделились три десятка воинов и, быстро разобрав коней, поскакали за ними.

Нойоны изумленно смотрели им вслед. Бури Бухэ, резко приподнявшись, сел, скрестив под собой ноги и, с ненавистью проследив, как за увалом быстрой рысью скрывается толпа всадников, с сожалением сказал:

– Когда мы в этот раз собирались у Ехэ Цэрэна, мне надо было так отделать этого Алтана, чтобы он три месяца не вставал с постели. Тогда у этих паршивых щенков Хутулы не было бы такой прыти…

– Теперь мы ослабли еще вполовину, – уныло промолвил Даритай. – Теперь, пожалуй, мы уже полностью в руках Таргудая…

– Ну, нет! – злобно огрызнулся Бури Бухэ. – Если он не вернет моих людей, я откочую к хатагинам и оттуда буду угонять его табуны. Уж свое я не людьми, так лошадьми верну. А вы как хотите…

– Что ты говоришь, Бури Бухэ, – попытался его образумить Хутугта, смягчая голос, и укоризненно покачал головой. – Сейчас уж нам никак нельзя отделяться друг от друга. Осталось нас четверо, и если будем держаться вместе, Таргудай хоть как-то будет с нами считаться…

– И что, будем теперь смотреть в рот этому Таргудаю и молча сносить его выходки? – запальчиво крикнул тот в ответ. – Я звал вас в погоню, чтобы вернуть людей, вы отказались. Теперь мы будем говорить с Таргудаем. Но если и на этот раз ты, брат Хутугта, не будешь защищать наши породные права, права кият-борджигинов, я от вас уйду и буду жить отдельно. Так и знайте…

– Я уйду вместе с Бури Бухэ, – не глядя ни на кого, буркнул под нос Ехэ Цэрэн.

– Вот! – Бури Бухэ, воодушевленный неожиданной поддержкой, потряс кулаками. – Не будет того, чтобы Таргудай помыкал нами, потомками Хабула. Мы с Ехэ Цэрэном составим отдельный род и будем жить своей головой. А вы кланяйтесь, если вам это по нутру. И брат Есугей и дядя Тодоен одобрят нас, когда увидят с неба. А вас они проклянут, вот увидите. Уж они бы не стали потакать этому Таргудаю как ты, брат Хутугта, они бы заступились за свой род.

Хутугта, пристыженный и, видно, обеспокоенный именами покойных сородичей, сидел, не поднимая глаз. Нойоны не отрывали от него ждущих взглядов.

– Вы знаете, я все это время болел… – наконец, извиняющимся голосом сказал он. – Да и вождь из меня, после Есугея и дяди, не лучший… Пусть теперь каждый из вас поступает так, как сочтет нужным. Отныне я над вами не нойон…

Даритай, потрясенный, молча переводил взгляд с одного брата на другого.

– Как же мы будем теперь жить, – растерянно пробормотал он. – У каждого рода ведь должен быть старший. Кого мы теперь будем слушать?..

Хутугта лишь махнул рукой и отвернулся в сторону.

– Таргудая отныне будешь слушать, – зло хохотнул Бури Бухэ.

* * *

К середине следующего дня они добрались до озера Саган, где находилась осенняя ставка Таргудая. Нойоны, издали увидев главный курень тайчиутов, были поражены его размерами и количеством юрт в нем.

На гребне дальнего холма они остановили коней.

– Это какой-то чжурчженский город, а не монгольский курень, – упавшим голосом сказал Даритай. – Если сравнить с нашим, раза в два больше будет…

Ехэ Цэрэн снял с головы новую выдровую шапку, озадаченно почесал затылок, промолвив:

– А ведь еще этим летом у нас хвастались, что наш курень самый большой из всех на Ононе и Керулене.

Прикрываясь ладонями от солнца, нойоны долго смотрели на раскинувшееся у озера многотысячное скопление юрт, краями уходившее по низинам и пологим склонам за гребни окрестных холмов.

– В последний раз так много юрт собиралось, наверно, только когда дядю Хутулу на войлок сажали, – говорил Ехэ Цэрэн, снова надевая шапку, надвинув ее на лоб и задумчиво перебирая лоснящуюся черную гриву своего коня. – Таргудай в последние месяцы, видно, не терял времени даром; он открыто готовится стать ханом, это уже отсюда видно.

– Посмотрим, – пробурчал Бури Бухэ, исподлобья глядя на тайчиутский курень, будто на вражеский стан перед битвой. – Все ли нойоны его поддержат. Найдутся и такие, что не захотят кланяться этому тарбагану.

– Ты, Бури Бухэ, хоть там придерживай свой язык, – неприязненно посмотрел на него Хутугта. – Не хочешь быть под ним, уходи, куда пожелаешь, никто не держит, а сейчас не нужно вредить своим.

– Ладно, – отмахнулся тот. – Так уж и быть… не буду вам мешать взваливать на шею этот мешок с дерьмом. Только одно я напоследок скажу: вонючее это дерьмо, очень вонючее. Как бы вам потом не задохнуться рядом с ним, ха-ха-ха…