Тёмный рыцарь - [69]

— Ты что же, пытаешься запутать моего гостя? — пошутил Гастанг.

— Запугать? — Хранитель трупов так глубоко вздохнул, что заколыхался закрывающий лицо платок. На какое-то мгновение де Пейн увидел нижнюю часть жестоко изуродованного лица. — Запугать? Мне ли запугивать тамплиера, доблестного рыцаря, одержавшего победу при Куинсхайте? — Страж ударил по полу своим посохом. — Нет, я не собираюсь его запугивать. Вряд ли у меня это получится. Да к тому же он постепенно узнает вещи, куда похуже этого.

— Расскажи, — повелительно произнес Гастанг. — Расскажи ему то, что знаешь сам.

Хранитель придвинулся ближе, опираясь на посох. Де Пейн уловил аромат, исходивший от плаща этого странного человека — приятный запах свежих трав.

— Как я и сказал, я плаваю на своей барке по всей реке, — начал Хранитель. — Один фонарь на носу, другой на корме. Многие знают меня и спокойно проплывают мимо. Я вижу много такого, до чего мне нет дела. Королевские суда, идущие от Вестминстера к Тауэру и обратно. Контрабандистов, собирающихся на причалах и набережных. Молодых дворян, горячих и беспутных, словно воробьи, — они снуют по всем баням, борделям и злачным местам Саутуорка. Вижу даже шпионов, которые соскальзывают с борта чужеземного корабля в ожидающую их лодку. — Он остановился, а Гастанг подал знак двум приставам присоединиться к остальным, сгрудившимся у огня в бывшем алтаре.

— Я знаком с рекой, — продолжал Хранитель. — Вытаскиваю труп и уже могу сказать, как именно умер бедняга: от удара по голове, от клинка, вонзившегося в живот, в горло или в спину. А недавно появилось нечто новое и ужасное. Трупы молодых женщин, совершенно обескровленные, со сломанными ребрами и вырванным сердцем, перерезанным горлом. Они белые и холодные, словно свиная туша, которую мясники вешают над корытом, чтобы стекла вся кровь.

— И сколько таких?

— Две. Кажется, сейчас ты видел еще одну жертву. — Хранитель махнул посохом в глубину церкви. — Но я видел не только это. Ночью накануне Сретенья ветер стих, река стала как зеркало. Я был близ Куинсхайта и выгреб на середину. Тут из тумана вынырнула большая лодка — не меньше шести вёсел. Иной раз зло бывает похоже на струйки дыма над остывшим костром — оно задевает душу и вселяет холод в сердце. Я мгновенно преисполнился страха. Лодка двигалась быстро: все шесть гребцов — в капюшонах и масках — налегали на весла. На носу стоял человек, лицо его было закрыто. Я быстро отвернул свою барку и в этот момент увидел при свете яркого носового фонаря двух молодых женщин, связанных и с кляпами во рту, — они лежали на корме той лодки. Точно так же, бывает, вспыхивает молния и все становится видно, как днем. В глазах тех женщин я разглядел невыразимый ужас. Я видел кляпы, веревки, которые перетягивали им запястья и лодыжки. Да простит меня Господь, тамплиер, но я ничего не мог сделать. Лодка пролетела мимо и исчезла в темноте.

— Но ведь такие похищения наверняка случаются нередко?

— Вовсе нет! — Гастанг вышел вперед. — Эдмунд, в нашем городе ты можешь за один пенни купить толстушку, а за полмарки[117] хоть целый дом ими набей. В Лондоне шлюх больше, чем добропорядочных граждан. Зачем же похищать двух молодых женщин под покровом ночи? Да я бы наполнил продажными девками королевский корабль, и они с радостью пошли бы туда за корку хлеба! К чему же эта таинственность, ужас, кляпы во рту? А куда они направлялись? — обратился он к Хранителю.

— Не к Саутуорку. Лодка была на самом стрежне — похоже, направлялись они к безлюдным илистым отмелям в устье реки. — Он постучал посохом по земле. — Думается мне, что я повстречался в ту ночь с убийством, расчленением трупов, богохульством и всяческими иными мерзостями. Я прозвал ту лодку баркой дьявола. Подобных я на реке никогда не встречал! — Он отступил на шаг. — Я поведал об этом моему дорогому другу Гастангу, и он привел меня сюда — посмотреть на тот ужас, что нашли в этой часовне. Это то же самое, что я видел и раньше.

— Но ведь ты не все рассказал, так? — не отставал от него Гастанг. — Ты же мне и про Беррингтона рассказывал.

— Ах, про Беррингтона!

— Он тебе знаком? — резко спросил де Пейн.

— Я знаю многое, что происходит в городе. У меня есть свои наблюдатели, да и с коронером мы частенько выпиваем по кубку кларета. Я слыхал о Беррингтоне. — Хранитель обхватил посох обеими руками и оперся на него, словно его беспокоила старая рана на ноге. — Я тоже сражался в болотистых низинах на стороне Мандевиля, великого графа Эссекса. Под его знамена собиралось множество воинов, дьяволов в человеческом обличье. Беррингтон был не из таких. Я с ним никогда не встречался, но имя его слышал. Мандевилю он не нравился: этот рыцарь был против разграбления церквей и превращения монастырей в солдатские казармы. Потому-то мне и знакомо его имя, но и только. Не забывай, под знамя Мандевиля стекались сотни — да что там, тысячи воинов!

— А Майель? — задал вопрос де Пейн.

Хранитель покачал головой.

— Просто один из многих.

— А Парменио? — вмешался Гастанг. — Я ведь называл это имя, и ты что-то припомнил.

— Ах да, Тьерри Парменио из Генуи. — Хранитель откашлялся, прочищая горло. — Тамплиер, я немало бродил по белу свету. Я возвращался из Палестины не по морю. Морское путешествие не для таких, как я. Ехал посуху и добрался до славного города Лиона. Поселился я за пределами городских стен, и доходили до меня всякие слухи, удивительные истории о суде над ведьмами и колдунами, местными священниками, коим должно было бы хватить ума не участвовать в сатанинских ритуалах. В день моего приезда в городе как раз происходила казнь таковых злоумышленников. И я уверен, что имя Тьерри Парменио называли в связи с этим делом. — Он постучал пальцем по лбу. — Меня хорошо учили, тамплиер. У меня отличная память, особенно на имена. Я точно слышал имя Парменио прежде, но вот больше ничего сказать не могу. — Он вздохнул. — Что ж, пора мне идти, но сперва благослови меня.