Темный разум - [114]

Свёрл среагировал мгновенно, отключив силовые поля и направив энергию на двигатели. Дредноут понесся вниз, к планете, к городу, мигом вошел в атмосферу, оболочка корабля стремительно нагревалась, и за судном тянулся инверсионный след. Тем временем стрелки вновь открыли огонь по двум истребителям, поднявшимся над океаном на восемьдесят миль. Рельсотронные снаряды прочертили в воздухе красные линии — двигаясь с огромной скоростью, они охлаждались, частично разрушаясь, что несколько уменьшало силу удара, но это уже не имело значения. Снаряды врезались в защитные силовые поля. Ответный огонь последовал незамедлительно, и Свёрл, включив маневровые, опустил корабль до пятидесяти миль. Теперь все сопла главных двигателей были направлены вниз, резко замедляя движение. Внутренняя гравитация поглощала большую часть перегрузок, но Свёрл все равно ударился брюхом об пол так, что перехватило дыхание, чего, конечно, не случилось бы, будь у него по–прежнему панцирь.

В городе больше ничего не взрывалось, поскольку Цворн и Пятерка ожидали, что Свёрл отправится за ними, и не желали тратить энергию — пока. Два истребителя продолжали подниматься, обстреливая корабль Свёрла, а он, в свою очередь, вел огонь по ним. Через несколько минут теория, касающаяся соотношения мощностей дредноутов и истребителей, начала оправдывать себя. Всем трем кораблям удавалось перехватывать все, что летело в их сторону, но конверторы силовых полей Свёрла справлялись с нагрузкой, а вот два истребителя перегревались. Их броня раскалилась докрасна от избыточного тепла, хотя они и извлекали максимум из кислородно–водородных плазменных охладителей.

— Подогреем–ка их еще немного, — удовлетворенно прощелкал Свёрл и открыл огонь из всех семи имевшихся у него биобаллистических пушек.

Истребители уже вышли из атмосферы. Цворн должен был понимать, что Свёрл поставил корабль между ними и городом и намерен сохранить позицию. Рискуя собой, Цворн отвел часть огня в сторону, отправив десять низкоскоростных рельсотронных снарядов в «путешествие» вокруг планеты. Сделал он это скрытно, представив как случайный результат взрыва генератора силового поля возле рельсотрона. Но Свёрл, расстреливая истребители, догадался, что сделано это было со злым умыслом.

Два истребителя сияли, как звезды, но еще ухитрялись направлять в двигатели достаточно энергии, чтобы продолжать подниматься. Их следующий маневр казался рискованным, но оставаться на месте было бы еще опаснее. Прикрываясь защитными полями, под непрекращающимся огнем корабли нырнули в У-пространство и исчезли.

И Свёрл резко прекратил стрельбу.

— Не терять бдительности, — приказал он.

— Те десять снарядов? — догадался сообразительный стрелок Сектора Шесть.

— Точно.

Час спустя снаряды, идущие на скорости двадцать тысяч миль в час в сотне футов над землей, показались из–за горизонта. Свёрл ударил по ним из лучевиков и, испарив восемь целей, осознал, что Цворн все–таки куда хитрее, чем он думал. Внезапно прозрев, отец–капитан резко бросил корабль вниз, посадив дредноут наполовину на развалины космопорта, наполовину в океан. Сенсоры обшаривали глубины в инфракрасном и ультрафиолетовом режимах, а прадор ждал. Пять часов спустя по экранам снова побежали ромбы. Еще через два часа, когда кавитационные торпеды покинули океан, Свёрл раскурочил их в двадцати футах над водой, прежде чем успели запуститься ракетные двигатели, которые понесли бы смерть в Панцирь–сити.

Теперь, когда опасность отступила, Свёрл решил, что пришло время встретиться лицом к лицу с собственным демоном. Он покинет корабль на личном наземном транспорте. Он поедет в Панцирь–сити, к Пенни Роялу. Однако когда Свёрл, скрепя сердце, направил датчики в сторону города, чтобы засечь точное местоположение «Розы», корабля он не обнаружил.

Трент

Трески и стоны ущелья проникали в корабль, но Трент только сейчас различил их среди других внутренних шумов. Из полунаркотической послеоперационной дремы его выдернул скрежет атомных ножниц, режущих углеродный пенопласт внутренних перегородок. Потом он распознал шипение лазерных резаков, громыхание роботов и вонь универсального клея. И когда он наконец заставил себя подняться, принять душ, влил в себя кофе и открыл дверь каюты, то обнаружил, что многое изменилось.

Вниз, к проложенной по всему кораблю гравитропе, вела новая лестница. Стены и другие каюты исчезли, все снятые перегородки лежали грудой возле двигательного отсека. Его собственная каюта превратилась в слегка перекосившийся куб, угнездившийся на перекрестии внутренних распорок. Сохранился и медицинский отсек, приобретший ту же форму, только теперь он одной стороной выходил в просторный зал, в котором разместились некоторые лечебные и диагностические приборы. Кладовки и лаборатории тоже стали сквозными — все стеллажи, припасы и инструменты никуда не делись, но были широко разнесены. Внутренние помещения корабля просматривались до самой рубки, также лишившейся задней стены. В центре открытого пространства стояла Изабель — на месте, где когда–то находилась ее лаборатория–мастерская. При помощи голема она делала что–то с трубой из мономерной ткани и напоминала чудовищное насекомое, окутывающее коконом жертву.