Темный мир - [9]

— «Кто в эту книгу посмотрел, тот смерть крылатую узрел!» — сказала Патрик. — Честертон, «Скандальное происшествие с патером Брауном». Обожжау.

— Да-да, «Проклятая книга», — согласился Ладислав. — Сам долго сомневался. Но…

— А вы сами-то ее читали? — спросил я.

— Да, — сказал он.

— И… давно?

— Порядочно.

— Страшно?

— Уже нет. Привык.

Я вдруг понял, что он не врет.

— Конечно, с какого-то момента речи об издании как-то сами собой прекратились, но несколько экземпляров по личным библиотекам хранятся… в частности, у меня. Так что имейте в виду: если со мной что-то случится, рукопись перейдет к Брево. И если захотите ознакомиться…

— Нет, — сказал я.

— Ой, — сказала Патрик.

— Я понимаю, во все это трудно поверить… но вы же помните, например, что было этой ночью на дороге?

Я помнил. Но как сквозь… нет, не сон. Наркоз.

— Тут странные места, — сказал Ладислав через какое-то время. — Возможно, что-то и уцелело после ледника… Помните же основную фишку «Калевалы»?

— Сампо?

— Да. Этакая волшебная мельничка, которая создает все, включая счастье. Подобные артефакты разбросаны по множеству фольклоров, но только здесь, в Карелии, этот артефакт производят, чему есть свидетели. Артефакт эсплуатируется очень долго, постепенно врастает в скалу, охраняется.

Производит много пользы, но не нуждается в многочисленном обслуживающем персонале. Чем-то он напоминает мне знаете что? — вот эти зонды глубокого космоса, «Пионеры» и «Вояджеры», которые уже сорок лет работают там где-то сами по себе, не ломаясь, — а только созданные для хозяйственных нужд: утром кофеек сварить, пол подмести, дела с финансами поправить, коз выпасти, детей воспитать, собак накормить… И даже потом, разбитый на куски, он сохраняет свои как бы волшебные свойства… Вот что хотите делайте со мной, а я не нахожу более ясного и логичного объяснения этой легенде, чем… ну, я рассказывал вчера. Остатки, осколки древней технологии, которую одичавшие потомки пытаются использовать — и пытаются описать это своими словами.

— А при чем тут исчезновения? — спросила Патрик.

— Не знаю, — сказал Ладислав. — Кто, Лем или Альтшуллер, писал, что по-настоящему развитая технология неотличима от магии? То есть будет взаимодействовать с человеком непосредственно, без использования всяческих устройств? Собственно, поэтому я не верю во всякую там летающую посуду. Если цивилизация развилась до того, что ей по силам межзвездные перемещения, значит, космические корабли для нее — далекое славное прошлое.

— Стэплтон, — сказала Патрик. — Олаф Стэплтон. По-моему, он это и писал. Так все-таки при чем тут исчезновения?

— Предположим, эти «костяные руны» — своего рода голосовой пароль для пропуска… ну… в Похьйоллу. Или определитель «свой-чужой». И так далее. Напридумывать можно всякого…

И уже потом, прощаясь, Ладислав вдруг отвел меня чуть в сторону и сказал:

— Костя, я вижу, вы тут самый старший из них и самый здравомыслящий. Будьте осторожны. Лето какое-то очень тревожное. Вот в семьдесят седьмом так же было — не совсем здесь, поюжнее, вокруг Петрозаводска в основном. Тогда больше ста человек пропало…

— А что можно сделать?

— Ну хотя бы не ходите поодиночке. И ни в коем случае не заходите в густой туман. Даже если он по колено. Почаще пересчитывайтесь. Потому что бывает, что человек пропадает прямо из компании, и никто потом не может его вспомнить… Посчитайте, сколько вас есть, и почаще пересчитывайтесь. Пусть это будет такая игра…

«Десять негритят», хотел сказать я — и вовремя прикусил язык. И еще подумал: ну узнаем мы, что человек пропал, а толку? Разве нашли кого-то? Хотел спросить, но не стал.

Откуда он узнал, кстати, что я — самый старший? Выгляжу я ювенильно и субтильно. Разве что Рудольфыч из документов выудил и с другом поделился? Может быть.

Перед сном я вкратце надиктовал этот разговор — просто так, для поддержания самодисциплины. И вот — пригодилась запись. Патрик, например, вообще ничего не помнит, типа и Ладислава-то никакого не было. Так что…

5

Рано утром поели в той же понравившейся нам столовке и начали грузиться. Рудольфыч накануне договорился с военными, чтобы нам дали старенький кунг ГАЗ-66 — машину нереально суровую с точки зрения комфорта, но вполне годную для предстоящих дорог.

Что сказать про дальнейшее… По карте нам до цели было шестьдесят километров. Из них дороги, которую можно было считать дорогой, — километров пятнадцать. А все остальное — из колеи в колею… Но Рудольфыч, конечно, знал, что просить. «Шишига», ребята, это зверь.

Но, однако же, и помотало нас!.. Ладно, к черту неаппетитные подробности. Главное, что вскоре после полудня мы, кто еще стоял на ногах, вынесли из короба тех, кто на ногах уже не стоял. А потом разгрузили и все остальное.

Хутор, на котором нам предстояло провести весь июль, назывался Кутилла. Типа, ни в чем себе не отказывай…

Нет, место было исключительное, и даже в самую первую секунду, когда я мешком вывалился из двери, не попадая ногами на ступеньки, я просто-таки вдохнул эту красотищу.

Дорога заканчивалась круглой поляной — и по выбитым колеям видно было, что машины тут разворачиваются довольно часто. Одним своим краем поляна открывалась на озеро, синее-синее, с каменным островом неподалеку; от поляны к воде вел пологий укатанный песчаный спуск — наверное, для лодок. Спуск обрамляли старые, причудливо изогнутые сосны, смыкающиеся кронами вверху… Справа, за разросшимся красноталом, угадывалось какое-то прозрачное строение — как потом оказалось, просто крытая площадка. То ли рыбовяльня, то ли лодочный навес. А слева, шагах в ста, виднелся аккуратный заборчик…