Тёмный легион - [8]

– Господи! Хорошо-то как! – всхлипывал страдалец, протягивая ладони к огню.

Работа согревала, а недостатка в ней не ощущалось. Примерно час Владик заготавливал дрова, переломав половину мебели. В процессе им были сделаны разные интересные находки. Так в одном шкафу на условной кухне он обнаружил связку парафиновых свечей. Теперь можно было выключить фонарь, две свечи давали достаточно света, а третью Владик держал в руке, ведя свои исследования. Печка, охотно пожирающая домашний интерьер, уже слегка нагрелась. Покинутый людьми дом, то того стоящий будто мертвым, начал заново пробуждаться к жизни. Владик с возрастающей радостью понял, что не умрет. А он-то думал, что стоит ему оказаться в одиночестве, без Цента и Машки, как тут же сгинет на месте. Оказалось, что выживать одному не так уж и сложно. Он нашел себе убежище, сумел согреть его. И ведь это только начало самостоятельности.

Надежда отыскать в доме колоссальные запасы консервов не оправдалась. Все, что он нашел, это соль, какие-то специи и пакет с макаронами. Последняя находка воодушевила. В прошлой жизни, еще до Армагеддона, Владик макароны не жаловал, но теперь он готов был съесть их хоть целое ведро.

Вода в алюминиевых флягах ожидаемо оказалась тухлой, так что пришлось совершить еще одну вылазку наружу и набрать в кастрюлю снега. Ее Владик поставил на печь, которая к тому времени уже разогрелась настолько, что в шинели стало жарко. Снег быстро превратился в воду, Владик посолил ее и стал с нетерпением ждать. Макароны ему прежде готовить не доводилось, но он знал, что те надлежит бросать в кипящую воду, после чего, помешивая, варить до тех пор, пока те не размякнут настолько, что их уже можно будет съесть.

Спустя полчаса Владик с наслаждением уплетал макароны, щедро сдобренные солью и перцем. В избе было тепло, даже ступни ног оттаяли настолько, что к ним вернулась чувствительность. Владик жадно ел, время от времени воровато косясь по сторонам, будто боялся, что у него попытаются силой отнять порцию. За этот условный рефлекс следовало сердечно поблагодарить одного недочеловека. Ведь сколько раз такое было: найдет Владик случайно какую-нибудь еду, и только начнет ее потреблять, как Цент вот он, появляется будто из-под земли, и давай в садизме упражняться. Притом, если Владик пытался сжевать брикет быстрорастворимой лапши или черствый сухарь, все ограничивалось подзатыльником и лицемерной проповедью о вреде чревоугодия, а вот если страдальцу выпадало счастье добыть тушенку или шоколад, изверг запросто мог дать волю кулакам. Один раз вообще был страшный случай. Владику тогда посчастливилось невероятно – нашел герметично запаянную в полиэтилен палку сервелата. Умом понимал, что сильно рискует, но голодомор сделал его буквально одержимым едой. Не смог с собой совладать, набросился, пошел грызть колбасу вместе с полиэтиленом. И ведь почти успел, оставалось всего сантиметра четыре умять, когда появился терзатель. Ох, что там было! И напрасно Владик думал, что если что-то съел, то уже не отнимут. Отнял! Все отнял, изверг жестокий! Весь сервелат обратно вытряхнул, и, похоже, даже кое-что сверху.

Владик вздрогнул, стоило ему вспомнить о Центе. Полгода в компании этого демона сильно пошатнули его душевное здоровье. Психика являла собой одну сплошную травму, ночами снились исключительно кошмары, да и реальность была им под стать. Только теперь, уплетая макароны в теплой избе, Владик осознал, как был несчастен последние шесть месяцев, и сколь большой ошибкой с его стороны было считать, что одному в этом мире ему будет хуже, чем вместе с Центом.

Заглотив полную тарелку макарон (на пережевывание пищи время не тратил, вот еще!), Владик почувствовал себя крайне непривычно. Живот раздуло, сытость неприятной тяжестью навалилась на едва не атрофировавшиеся от безработицы кишки. Охая, и чувствуя, что погорячился, Владик прилег на пыльный диван. Какое-то время в утробе происходило нечто зловещее, доносились весьма грозные звуки, будто там, внутри, пробудился некий монстр. Владик даже стал опасаться, что у него там злой инопланетянин-людоед, но все обошлось. Если внутри и сидел инопланетянин, он удовлетворился макаронами.

Спустя полчаса боль в животе улеглась, и Владик понял, что организм успешно усвоил пищу. Программист поднялся на ноги, подбросил дровишек в печку и заварил себе чая. В заварке и сахаре недостатка не было, набитый в чайник снег очень скоро закипел на печи. Поскольку последние полгода Цент не позволял страдальцу съесть ничего, слаще горчицы, Владик, извергу назло, насыпал в чашку восемь столовых ложек сахара. С некоторым трудом размешав его в кипятке, он выпил напиток залпом, и тут же сообразил себе добавку. Таким манером усидел четыре чашки – уж больно соскучился.

После чаепития Владик почувствовал ужасную слабость. Разморенный теплом и сытостью, утомленный и психически травмированный, он более всего сейчас нуждался в долгом крепком сне. Цент ведь, собака лютая, и поспать ему толком не давал, постоянно будил разными изуверскими способами: то водой обольет, то ногой наступит, то в ухо заорет диким криком. После еды сон был первейшим лекарством для истерзанной души. Владик чувствовал, что завтра он проснется другим человеком, более решительным, независимым, не нуждающимся ни в чьей опеке. Но это завтра, а сейчас его веки неумолимо смыкались, и он всерьез опасался, что если срочно не устроится на диване, то рухнет прямо на пол. И все же он нашел в себе силы еще раз проверить засовы на дверях, а так же притащил из прихожей, и поставил возле дивана неподъемную булаву. Нет, ну надо же было подобрать ему настолько неподходящее оружие. Хотя бы меч, как у Машки, его он хотя бы мог держать в руках, притом без риска нажить грыжу. Удивляться тут, кончено, было нечему. Выбирал ведь Цент, а у этого талант к садизму от бога. Изверг сам как-то хвастался, что завистники ему однажды все паяльники переломали, так он одним ржавым гвоздиком так жадного коммерсанта попытал, что тот не только все номера своих счетов назвал, но и покаялся, в каком возрасте начал заниматься онанизмом, и что проделывал в своих фантазиях с учительницей истории – в подробностях.