Тёмный карнавал - [39]

– Нечего таращиться на этот камень, гаси свет. Четверо суток тряслись в машине, меня уже ноги не держат.

Руки Леоты, сцепленные на худосочной груди, задрожали.

– Никому из нас троих, – изрекла она, кивая в сторону надгробья, – покоя не будет.

Минут через двадцать, встревоженный каким-то шорохом и движением, оклахомский стервятник высунул из-под одеяла хищную физиономию и с дурацким видом заморгал:

– Леота, чего не спишь? Кому сказано: гаси свет и ложись. Что ты там возишься?

Нетрудно было догадаться, что она затеяла. Подобравшись на четвереньках к могильному камню, она установила подле него стеклянную банку со свежим букетом красной, белой и розовой герани, а вторую банку, жестяную, с букетом роз, поставила в ногах воображаемой могилы. На полу валялись еще не обсохшие садовые ножницы, которыми только что были срезаны под покровом темноты росистые цветочные стебли.

Между тем Леота взяла комнатный веник и проворно обмахнула пестрый линолеум и лысый ковер, сопровождая свои действия молитвой и стараясь, чтобы муж слышал только бормотание, но не разбирал слов. Потом она выпрямилась в полный рост, трепетно перешагнула через могилу, дабы не потревожить покойника, и обошла стороной злосчастное место, приговаривая:

– Ну вот, дело сделано.

Погасив свет, она улеглась на кровать, и пружины жалобно заскрипели в тон ее благоверному, который вопрошал:

– Господи, когда ж это кончится?!

А она отвечала, вглядываясь во мрак:

– Не может мертвец покоиться с миром, если прямо над ним невесть кто дрыхнет. Пришлось его задобрить: убрала могилку цветами, чтоб он среди ночи не надумал расхаживать да костями греметь.

Муж посмотрел сквозь темноту в ее сторону, но не смог придумать ничего путного; он коротко ругнулся, застонал и снова провалился в сон.

Не прошло и получаса, как она схватила его за локоть и заставила повернуться, чтобы ловчее было с жаром нашептывать ему в ухо, как в пещеру.

– Уолтер, проснись! – зачастила она. – Проснись! – Она приготовилась бормотать хоть всю ночь, лишь бы только перебить сладкий сон оклахомскому мужлану.

Он вырвал руку:

– Ну, что еще?

– Это мистер Уайт! Мистер Уайт! Он оборачивается привидением!

– Спи, сделай милость!

– Точно говорю! Ты прислушайся!

Он прислушался. Из-под линолеума, с глубины футов шести, доносился приглушенный, скорбный мужской голос. Слов было не различить, только горькие сетования.

Муж приподнялся в постели. Леота уловила его движение и возбужденно зашипела:

– Слыхал? Слыхал?

Он спустил ноги с кровати на холодный линолеум. Теперь внизу звучал фальцет. Леота разрыдалась.

– Умолкни, дай послушать, – рассердился муж.

В гнетущей тишине он приник к полу, приложил ухо к линолеуму, и тут Леота прикрикнула:

– Цветы не сверни!

Муж цыкнул: «Заткнись!» – и замер, обратившись в слух, а потом выругался и вернулся под одеяло.

– Это сосед снизу, – пробурчал он.

– Вот и я говорю: мистер Уайт!

– При чем тут мистер Уайт? Мы с тобой – на втором этаже, но ведь на первом тоже кто-то живет. Вот послушай.

Фальцет не умолкал.

– Это его супружница. Не иначе как вправляет ему мозги, чтоб не заглядывался на чужих жен! Видно, оба хватили лишнего.

– Не выдумывай! – упорствовала Леота. – Хорохоришься, а сам со страху трясешься, чуть кровать не опрокинул. Сказано тебе, это привидение, оно говорит на разные голоса. Помнишь, как бабушка Хэнлон: привстанет в церкви со скамьи и давай шпарить на все лады: сперва как негр, потом как ирландец, дальше – как две кумушки, а то еще заквакает, словно у ней лягухи в зобу! А этот покойник, мистер Уайт, не может простить, что мы его на ночь глядя потревожили. Я знаю, что говорю! Ты слушай!

Будто в подтверждение ее слов, доносившиеся снизу голоса окрепли. Приподнявшись на локтях, уроженец Оклахомы обреченно покачал головой, но не нашел в себе сил рассмеяться.

Раздался грохот.

– Он в гробу ворочается! – завизжала Леота. – Злится! Надо уносить ноги, Уолтер, иначе до утра не доживем!

И опять что-то упало, стукнуло, заговорило. Потом все смолкло. Зато в воздухе, у них над головами, послышались шаги.

Леота заскулила:

– Он выбрался из гроба! Выбил крышку и топочет прямо над нами!

К этому времени оклахомский деревенщина уже оделся и теперь зашнуровывал ботинки.

– В доме три этажа, – сказал он, заправляя рубашку в брюки. – Соседи сверху только-только воротились к себе. – Видя, как Леота заливается слезами, он добавил: – Собирайся. Отведу тебя наверх. Поздороваемся, поглядим, что за люди. Потом спустимся на первый этаж – разберемся с этим пьянчугой и его женой. Вставай, Леота.

В дверь постучали.

Леота издала пронзительный вопль, заметалась в постели и оцепенела под одеялом, как мумия.

– Опять он в гробу – стучится, хочет выйти!

Смельчак-оклахомец включил свет и отворил дверь. На пороге пританцовывал невысокий, довольного вида человечек в темном костюме.

– Виноват, прошу прощения, – заговорил незнакомец. – Меня зовут мистер Ветмор. Я отсюда съехал. Но теперь вернулся. Мне выпало баснословное везенье. Честное слово. Мой камень еще здесь? – Он смотрел в упор на мраморную плиту, но от волнения ничего не замечал. – А, вижу, вижу! О, здравствуйте! – Только теперь он заметил Леоту, которая выглядывала из-под кипы одеял. – Я привел грузчиков, и если вы не против, мы его заберем – прямо сейчас. Это минутное дело.