Поняв, что его оставляют в живых, Хамбиволь Цволл склонил голову и сдавленным шепотом ответил:
— Понимаю и повинуюсь, ваша светлость.
— Хорошо.
И это все? Как видно, все. Врон в душе вознес благодарность полузабытым отеческим богам мира предков.
И тут принц, повернувшись, обвел долгим взглядом тесную захламленную лавку. Его взгляд остановился на красивом флаконе, стоявшем на столе, — на флаконе, в который врон перелил новый, сильнодействующий эликсир, приготовленный для маркиза.
— Это что?
— Напиток, ваша милость.
— Опять приворотное зелье?
— Просто напиток, сударь. — И, не выдержав жгучего взгляда принца, признался: — Да, можно сказать, приворотное зелье.
— Для того же клиента? Чтобы он мог усугубить уже причиненный вред?
— Ваша светлость, я связан законом о конфиденциальности и не могу назвать…
Принц Малдемар ответил ему мрачным хохотом:
— Да-да, разумеется! Ты такой законопослушный волшебник! Отлично, тогда выпей сам!
— Ваша светлость?
— Пей!
Хамбиволь Цволл в ужасе пролепетал:
— Я должен возразить, сударь!
Герцог кивнул одному из гвардейцев. Уголком глаза Хамбиволь Цволл поймал угрожающий блеск сабли.
— Сударь? — умоляюще бормотал он. — Сударь!
— Пей, или отправишься в Сурваель вместе со своим клиентом и еще будешь считать себя счастливцем, что избежал худшей судьбы.
— Да. Да. Понимаю и повинуюсь.
С принцем спорить бесполезно. Хамбиволь Цволл поднял флакон и неверным движением поднес его к клюву.
Он смутно отметил, что принц с сопровождающими покинул лавку. Миг спустя за ними захлопнулась дверь. Сознание у него помутилось, голова шла кругом, перед глазами проплывала алая пелена, мысли путались.
Затем сквозь туман, поглотивший его сознание, он различил, как снова открылась дверь и вошла, чтобы приняться за вечернюю уборку, скандарка Хендайя Занзан. Хамбиволь Цволл с благоговейным изумлением уставился на нее. Его охватила всепоглощающая страсть. Как она сияет, как великолепна, подобна ослепительному пламени! Никогда он не видывал никого прекраснее.
Он бросился к ней, вытянулся во весь рост, крепко обвив щупальцами ее толстое колено. Сердце его разрывалось от любви, слезы восторга навернулись на горящие желтые глаза.
— О любимая, любимая!..