Темные тропы - [49]

И Наместник вновь вздохнул. Мир – болен. Болен настолько сильно и безнадёжно, что всё перевёрнуто с ног на голову, да ещё и перемешано. Светлые – служат своей алчности, своим тёмным порокам, а значит, и Тьме, а Тёмные порождения смерти подвигают Свет, яро разгоняя Тьму, раз уж не способны светить.

Глава 5

Ливень нас застал на постоялом дворе, под крышей. Стала понятна истерика малыша, сразу притихшего и уснувшего под грохот пролившихся небесных хлябей. Малыша напугало предчувствие этого водопада.

Малыш за это время стремился наверстать упущенное. Пусть словарный запас его и был невелик, но рот его не затыкался ни на минуту. И никто, даже Боза, не выдерживали дольше часа непрерывной пытки ребёнком. Сначала – радуешься, ребёнок буробит, имеет мимику, глаза – осмысленные, ручками машет, что-то пытается ими сделать, ворочается. Но потом – только гул в голове от его бесконечных «А это?», «А почему?», «А зачем?». И попробуй не ответь! Его крик по воздействию на нервную систему сопоставим с излучением Бара-Дуга, вызывающим панику. Мыслительная деятельность просто останавливается, единственное, чего ты хочешь, чтобы он замолчал. Честно – я уже жалею, что снял Проклятие. Так рано снял. Надо было подождать до приезда к тому магу Жизни. Может, он ему бы рот запаял чем-нибудь?

Вот и в этот раз – криком своим малыш парализовал нам сборы, отложив выход. Потому мать малыша идёт обратно – продлять постой. А это сразу поднимает цену найма жилья. Потому как нам деваться некуда, трактирщик это дело туго знает. Знает, что по-любому – платить будем, продлять. Ещё дня на три. Конечно же и кухня подорожает.

К чему я это всё? А к тому, что бежали мы из Волчьего логова – налегке. Только с ручной кладью. Всё остальное было в сундуках, в карете. И теперь тонким слоем размазано по тому злосчастному городку с Волками на воротах и знамёнах. А с собой много унесёшь?

Тот мешок с монетами и изделиями из драгметаллов кончился. Потому как в первом же городке бабье племя подняло вопрос «Нечего надеть!» в полный рост. А кроме этого – нечего жрать, негде ночевать, не на чем ехать. Транспорт в этой волчьей грызне выжил лишь один – Харлей. И то потому как в городе его и не было. Харлей сразу же примчался по моему зову.

А цены в охваченной вселенским бардаком стране росли как на дрожжах. Если быть совсем честным, то не цены росли, а деньги обесценивались. Потому как монеты кушать не будешь. А он потому и Вселенский этот бардак, что охватил все лены, земли, княжества, области, волости, края и губернии. Или как там у них административно-территориальные образования именуются? Хотя, если честно, то это слова из моей-чужой памяти – ёжнутые. Административно-территориальные! Тот, кто это словоумножение придумал – больной на голову. Причём – на всю. Возможно, болезнь – наследственная, расовая и генетическая. Юрист, одним словом!

Так вот – деньги стремительно таяли. А мы только-только стали привыкать к новой легенде. Ах да! Про новую легенду! Так вот, чтобы скрыться… не знаю от кого, возможно – от самих себя, решили последовать примеру ребят из Красной Звезды, отказаться от своих имен (у кого они, имена – были), от связанной с этими именами судьбы, и попытаться проскочить под чужими личинами, под новой, придуманной судьбой.

Вот, на совете, так сказать – семейном, и порешили, что я теперь – Мороз, потому как – Дед Мороз. Наша барыня стремительно потеряла свой статус, с понижением докатилась – до дна, став, по легенде, а потом и – фактически – моей женой, Морозовой, потому как – Боярыней Морозовой. Соответственно, внучка, хотя и Одарённая к Огню, но стала – Снегурочкой, Пад стал Павлом, потому как – Снежок Подневольный, ну а Коза стала Дерезой. Потому что как только не стало Медной Властительницы, а стала – просто женщина и мать, то и вылезла дерзкая натура Бодливой Козы. Причём меня она не боялась. Совсем! Как знала, что солдат ребёнка не обидит. Ну, вот начнётся у тебя цикл женский – выпорю! Взрослой уже будешь! И замуж отдам – за старого наёмника – инвалида! Такого же, как тот, вчера встреченный, в траурном плаще с белым крестом.

– Дед! Не надо! – кричит Дереза. – Я буду паинькой! Обещаю!

Опять УМ меня сдал с потрохами! Блин, прокляну! А-а-а! Он – бездушный! Ему – фиолетово!

Отвлёкся. А вот малыш у нас – безымянный. Ладно я – чужой человек, но даже Морозова – мать, и то – Малыш да Малыш. Как она рассказала однажды, опять рассопливившись, что то – война, то – гибель Светогора, траур и отчаяние, разорение лена, навалившиеся заботы, потом – нападение убийц, гибель дочери, беспросветное отчаяние, тайная надежда, что малыш умрёт, да и отмучается. Меж тем Снегурочка называла Малыша – Мышкой, а Дереза – Мешочком. Потому как тихий, был, да и таскают его постоянно, как мешок малый, торбу перемётную. Так и я, незаметно для себя, то – Малыш, то – Мешок, то – Мышка, то – Мишка.

Одним словом – мы простые люди, никакие мы не герои легенд, по легенде прикрытия. Но легенда легендой, а ночевать всем вповалку – стрёмно. Девочки стесняются Пада. Меня никто не стесняется, почему-то. Мы с Морозовой – вроде муж с женой, должны уединяться, по-семейному, иначе никто не поймёт. Легенда же. Как ни крути, а три комнаты. Тройной расход.