Темные тайны - [53]

— Да, действительно он… то есть мы связаны с темными силами, — сказал Бен.

— А мне показалось, ты говорил, что просто с ним подрался, — сказал Майк и (наконец! вот оно, счастье!) потянулся назад, где за спиной у него стоял ящик с пивом, извлек оттуда запотевшую холодную банку и вручил Бену. Бен залпом влил в себя пиво, протянул руку за следующей порцией и, к своему удивлению, получил вторую банку. И при этом никто не вылил на него кучу дерьма!

— Драки, конечно, случаются. Знаешь, если заниматься тем, чем занимаемся мы, дело непременно закончится потасовкой. — Эта его сентенция прозвучала так же неопределенно, как рассказы Алекса о гастрольных турах.

— Ты, случайно, не из тех, кто осенью замочил коров? — задала вопрос девица.

Бен кивнул:

— Пришлось, куда деваться! Это был приказ.

— Странные вам отдают приказы, чувак, — раздался голос парня, до этого тихонько сидевшего в уголке. — Это ведь был мой гамбургер.

Все засмеялись, Бен попытался принять непринужденный, но суровый вид. Он тряхнул головой так, что волосы упали на глаза, и почувствовал расслабляющее действие пива. Две опрокинутые залпом банки пива на пустой желудок — и его повело, но ему не хотелось, чтобы его приняли за слабака.

— Так почему вы убиваете коров? — спросила девица.

— Это приятно делать, да и принято. Нельзя просто принадлежать к какой-то организации — нужно еще и выполнять возложенную на тебя миссию.

Бен бывал на охоте: однажды его взял с собой отец, а мать и вовсе настаивала, чтобы он с ней ходил. Она считает, что охота сближает. Ей и невдомек, до чего неприятно охотиться с собственной матерью. Правда, именно она научила его метко стрелять, смягчать отдачу, определять, когда лучше всего жать на спуск, часами терпеливо ждать в укрытии. На его счету не один десяток зверей, от зайцев до оленя.

Вдруг вспомнился случай с мышами. Их кот однажды разорил мышиную нору с новорожденными детенышами, сожрал парочку, а еще полдюжины разбросал по земле. Раннер тогда только что отбыл — это был его второй отъезд, — поэтому добивать несчастных выпало на долю Бена. С закрытыми, словно склеенными, глазами они беззвучно извивались, как розовые червячки, и пока он дважды бегал от сарая к дому, решая, что предпринять, их облепили муравьи. Наконец, вооружившись лопатой, он одним ударом вогнал их в землю, отчего на руки попали брызги плоти, его это разозлило, и он начал молотить по земле, с каждым ударом распаляясь все больше и приговаривая: «Что, Райнер, думаешь, я девчонка, слабак, сосунок несчастный?! Ты так думаешь?!» Когда все было кончено, на земле осталось только липкое пятнышко. Он обливался потом, а когда поднял глаза, заметил, что из-за сетки на двери за ним наблюдает мать. В тот день за ужином она сидела молча и глядела на него печально и встревоженно. Так и хотелось повернуться к ней и сказать: «Знаешь, иногда так приятно кого-то отыметь. Вместо того, чтобы кто-то, как всегда, имел тебя».

— Типа? — Девица нетерпеливо толкнула его локтем.

— Типа… это… короче, иногда твари не могут не умирать. Приходится их убивать. Сатане нужны жертвы не меньше, чем Христу.

Он произнес слово «Сатана», словно это всего лишь имя какого-то знакомого пацана. Очень естественно и без всякого страха. Как-то буднично, со знанием дела. Сатана. И легко его представил: вот он, рядом, этот длиннолицый, увенчанный рожками парень с раскосыми козлиными глазами.

— И ты в эту белиберду всерьез веришь, как там тебя?

— Бен. Дэй.

— Бен-гей, говоришь?

— Это ты сейчас о ком?

Ни у кого не спрашивая разрешения, Бен выудил из ящика очередную банку пива. С тех пор как завязался разговор, он на несколько футов приблизился к компании этих ребят, пиво снимало напряг, и все, что он сейчас говорил, вся та хрень, которую он нес, казалась чем-то значительным и непререкаемым. Он может — да-да, конечно, может! — стать для них непререкаемым авторитетом. Вон как обернулось то, что начиналось с шутки.

Они раскурили очередной косяк, девчонка снова извлекла из волос мундштук, и непослушный завиток вернулся на свое законное место — нет, так ей определенно хуже! Бен затянулся поглубже (только не кашлять! ни в коем случае не кашлять!), но все равно не так глубоко, как надо, поэтому в горле застряли частицы травы. Трава-то у них дрянь — небось, росла где-то у сточной канавы. Такая будоражит, развязывает язык, превращает в параноика, вместо того чтобы приятным кайфом разливаться по телу. У него на этот счет было собственное объяснение: химическая отрава со всех ферм оказывается в земле, а оттуда ее втягивают в себя эти злобные, жадные растения. Химия их отравляет — а теперь и инсектицид, и ярко-зеленое удобрение оседают уже в его легких и мозге.

Девица теперь смотрела на него осоловелыми глазами (точно такой же взгляд появляется у Дебби, когда она слишком долго торчит у телика), словно хотела что-то сказать, но ей жутко лень было двигать губами. Его мучил голод — бросить бы внутрь что-то съедобное.

«Дьявол никогда не бывает голодным». Эта мысль возникла вдруг, словно появилась из ниоткуда, и зазвучала в голове, как молитва.

Алекс снова забренчал на гитаре. Сначала что-то из репертуара группы «Ван Хален», потом «Эй-Си/Ди-Си», потом из битлов, и вдруг перешел к рождественской «О малый город Вифлеем» — от умиротворяющих нот у Бена еще сильнее разболелась голова.