Темные тайны - [40]

На телеграфном столбе неподалеку развевалась на ветру зернистая ксерокопия снимка неулыбчивой девушки лет шестнадцати-семнадцати, пропавшей в октябре 2007 года. Через два квартала я увидела, как мне показалось сначала, изображение той же девушки, но выяснилось, что это еще одна — пропавшая в июне 2008-го. У обеих был неряшливый, угрюмый вид, наверное, поэтому с ними не носились, как с Лизетт Стивенс. Я тут же про себя решила, что на случай собственного исчезновения нужно непременно запастись снимком в выигрышном для себя ракурсе.

Через несколько минут на выжженной солнцем лысой площадке возникло здание тюрьмы.

Я представляла себе куда более впечатляющее строение. Это же — вытянутое и скучное — могло сойти за региональный офис какого-нибудь хладокомбината или телекоммуникационной компании, если бы не колючая проволока вокруг стен — своими завитушками она почему-то вызвала в памяти телефонный шнур, из-за которого незадолго до конца мама и Бен вечно ругались. Он все время попадался под ноги. Когда Дебби кремировали, у нее на запястье оставался шрам, который она из-за него получила. Я начала кашлять, чтобы услышать хоть какой-то живой звук.

После часа тряски по ухабам и кочкам заасфальтированная парковка показалась удивительно ровной. Я припарковалась и замерла, уставившись в никуда. Машина потрескивала, остывая после поездки, из здания неслись возбужденные мужские голоса: у заключенных было время отдыха. С усилием, как лекарственный препарат, я влила в себя приготовленную водку, пожевала мятную жвачку и выплюнула в упаковку от сэндвича. В ушах слегка зашумело. Под радостные возгласы убийц, бросающих в баскетбольную корзину мяч, я залезла под свитер и расстегнула бюстгальтер, чувствуя, как грудь ухнула вниз и повисла собачьими ушами. Это, заикаясь и тщательно подбирая слова, посоветовал сделать Лайл: «Там не аэропорт. В твоем распоряжении одна-единственная попытка пройти через металлоискатель, поэтому все металлическое оставляй в машине… мм, в том числе, как это там у вас называется… короче, лифчик — там вроде есть металлические элементы. Из-за них возникнут… могут возникнуть сложности».

Ладно — и я сунула эту деталь туалета в бардачок.

Охрана внутри здания держалась вежливо, словно они досконально изучили видеоруководство по воспитанности и хорошим манерам: да, мэм… пожалуйста, в эту дверь, мэм. На меня бесстрастно смотрели глаза роботов. Неоднократный личный досмотр, вопросы, да, мэм, и ожидание, ожидание, ожидание. Открывались и закрывались двери, снова открывались и закрывались, затем следующие, — меняясь в размерах, прямо как в Алисиной Стране чудес, только металлической. От пола несло хлоркой, откуда-то проникал влажный тошнотворный мясной дух — наверное, где-то рядом столовка. На секунду у меня возникло ностальгическое воспоминание: мы, четверо Дэев, в нашей школьной столовой держим подносы, на каждом — тарелка с гуляшом и стакан молока комнатной температуры, грудастая буфетчица кричит в сторону кассы: «Это бесплатники!»

Бен все правильно рассчитал, подумала я: когда произошли убийства (тут я мысленно осеклась от неожиданности, поняв, что привычную фразу «когда Бен всех убил» впервые сформулировала иначе), на смертную казнь (а ее в Канзасе то отменяли, то снова вводили) был объявлен мораторий. Его приговорили к пожизненному тюремному заключению — спасибо, что из-за моих показаний хотя бы не убили.

Перед похожей на люк подводной лодки металлической дверью в комнату свиданий я замешкалась. «Ничего не поделать — надо делать, — крутилась в голове присказка Дианы, — ничего не поделать — надо делать». Нет, ни к чему сейчас семейные фразы. Строгий и немногословный охранник жестом дал понять: «Только после вас!» Я распахнула дверь и заставила себя переступить порог. Внутри в ряд выстроились пять кабинок, одну занимала грузная женщина-индианка, разговаривавшая с сыном-заключенным. Гладкие черные волосы женщины имели зловещий вид. Она что-то монотонно гудела, а парнишка время от времени тряс головой, прижимая трубку к уху и опустив глаза.

Я заняла кабинку через две от индианки и не успела перевести дыхание, как в дверь стремительно вошел Бен — так кошки вырываются на волю из надоевшего помещения. Он был невысокого роста — метр семьдесят, не больше, — с волосами цвета потемневшей ржавчины. Они закрывали плечи, он по-девчоночьи заправил их за уши. Очки в тонкой металлической оправе, оранжевая форма — он очень напоминал увлекающегося чтением автомеханика. Комнатка была небольшой, поэтому он дошел до своего места в три шага, все время тихо улыбаясь. Даже сияя. Он сел, приложил ладонь к стеклу и кивком пригласил меня сделать то же самое. Я не смогла заставить себя прижать руку к стеклу со своей стороны кабинки — только робко ему улыбнулась и взяла трубку.

С трубкой в руке он откашлялся, потом, глядя вниз, начал что-то говорить и остановился. Где-то с минуту я не могла оторвать взгляд от верхней части его головы. Когда он поднял глаза, они были полны слез, две слезинки одновременно выкатились и побежали вниз по щекам. Он смахнул их тыльной стороной ладони, улыбнулся дрожащими губами.