Тёмные самоцветы - [105]

Тут размышления великого князя были прерваны приходом слуги. Тот, низко кланяясь, доложил, что прибыл посыльный из польской миссии и что он в общей комнате для прислуги — ждет, когда его примут.

Василий усмотрел в этой вести хороший знак.

— Веди-ка его сюда, — велел он, не глядя на холуя. — Да смотри — поживее.

Иезуиты настаивали, чтобы весь их наемный люд рядился в польское платье, и потому Юрий предстал перед князем в плаще на волчьем меху — с откинутым на спину капюшоном и распущенной верхней шнуровкой. Перекрестившись на иконы, он поклонился хозяину.

— Я ждал тебя дней через пять, — сказал Василий, не снисходя до любезных приветствий. Юрий был всего лишь его инструментом и не заслуживал лучшего обращения. Он указал на простую скамью у стены: — Сядь-ка, да расскажи, с чем ты прибыл.

Юрий кашлянул, но остался стоять.

— Дело в общем пустячное, великий князь.

Официальное величание насторожило Василия, но он подавил волнение и грозно глянул на нежданного визитера.

— Если так, то зачем ты явился? Что мне в твоих пустяках?

Ошеломленный столь холодным приемом, Юрий невольно поежился.

— Я… я думал… вы ведь сами велели без промедления вам обо всем сообщать.

— Ну-ну, — буркнул Василий, не сводя с него глаз. — Ладно, выкладывай, что там.

— Мы… к нам пришла депеша из Польши. Первая в эту весну. — Юрий еще раз кашлянул, приходя понемногу в себя. — Там говорится, что отец Краббе получил повышение и должен в конце лета уехать. Ему по возвращении восвояси обещан епископский сан. Король Стефан назначил на его место другого священника — тот здесь появится в августе, а может быть, в сентябре. — Он все еще прятал глаза и не смотрел на князя. — Им неизвестно, что я прочел это письмо.

— Прекрасно, — одобрил Василий, прикидывая, как использовать к своей выгоде сию незначительную новостишку. — Что там было еще?

— Более ничего. Однако хочу добавить, что отец Погнер отказался пересылать почту Ракоци с документами из посольства. Отец Краббе взял на себя этот труд, и бумаги венгра ушли к архиепископу, перед которым отец Краббе регулярно отчитывается обо всем, что тут происходит. — Юрий вздохнул. — Отец Погнер не имеет права запретить отцу Краббе сноситься с архиепископом, но он вне себя.

— В этом нет ничего нового, — строго сказал Василий.

Юрий растерянно оглянулся, словно ища поддержки у стен.

— Но обстановка еще никогда не была такой накаленной. — Он неловко переступил с ноги на ногу. — Миссию, можно сказать, лихорадит. Все тихо шушукаются между собой.

— О чем же? — Василий, ехидно прищурился. — Говори. Но учти: глупых сплетен я не терплю.

— Это не сплетни. Все поляки уверены, что с отъездом отца Краббе, держащего сторону Ракоци, у отца Погнера будут развязаны руки и он наконец-то разделается со своим заклятым врагом. — Юрий тряхнул головой. — Посольство не встанет за венгра: тот никому не по нраву. Кое-кто уже поговаривает, будто он продал душу самому сатане.

— Они католики, — уронил равнодушно Василий, давая понять, что ему тут все ясно.

Юрий помялся, потом упавшим голосом заявил:

— Но Ракоци не походит на остальных. И дело не только в том, что он венгр и изгнанник. У него много странностей, никому не понятных. Например, он только и делает, что сидит взаперти у печи.

— Той самой, в какой он растит драгоценные камни? Речь идет именно об этой печи?

— Полагаю, да, — уныло откликнулся Юрий. — А отец Погнер утверждает, что с ней что-то нечисто. Он вообще говорит, что алхимия — это дьявольская затея. Кроме того, этот Ракоци никогда не ест с нами или еще с кем-нибудь. Я знаю, что это так, я ведь служил в его доме, хотя вся прислуга там восхищается им.

— Да? Почему же? — спросил с любопытством Василий, пытаясь понять, куда клонится разговор.

— Они говорят, их хозяин в отличие от большинства инородцев до того скромен, что даже не держит в своих покоях зеркал. Им ведомо, что до женитьбы он вел себя как монах, не предаваясь ни пьянству, ни каким-либо порокам. Он всегда аккуратен, немногословен и крестится на иконы как исполненный благочестия московит. — Юрий, осознав, что сумел завладеть вниманием князя, набрал в грудь воздуху и решительно зачастил: — Но отец Погнер благочестия в нем не находит. Он заявляет, что все поведение Ракоци просто кричит о его приверженности к сатанизму. И отсутствие зеркал в его доме — лишнее тому доказательство, ибо алхимик боится, что в них проглянет его истинное нутро. — Юноша истово перекрестился, потом, морщась, прибавил: — А отец Краббе, наоборот, видит в Ракоци целомудренного смиренника, с достоинством переносящего все мытарства, выпадающие на долю изгоя.

— И при этом рядящегося в великолепные одеяния и украшающего себя всевозможными драгоценностями. — Василий раздраженно осклабился. — Как, кстати, относятся к этому его слуги?

— С великим почтением, — ответил, нахохлившись Юрий. — Они считают, что таким образом их хозяин воздает честь своему отечеству, растоптанному врагами всех истинных христиан.

— Но ты так не думаешь? — поинтересовался Василий.

Юрий сердито кивнул.

— Нет, но я также не разделяю и мнения отца Погнера, который мне кажется просто чванливым завистливым стариком. За этим Ракоци стоит нечто более страшное, чем те прегрешения, в каких его обвиняют. Он вовсе не тот, за кого себя выдает.