Темные небеса - [20]
Времени до Контакта тем не менее оставалось немного. СБ ООН после острых дискуссий сформировал особый Департамент (ДЕКОН), куда вошли представители каждой географической части света — странный принцип и компромисс, который, на мой взгляд, сильно осложнил работу экспертных групп. Арконцы, в свою очередь, прислали еще один ролик, демонстрирующий техническую сторону высадки. Сам звездолет предполагалось вывести на орбиту, более высокую, чем у земных спутников, образующих довольно плотную сеть, спуститься на Землю был должен лишь модуль, по форме и цвету напоминающий срезанное снизу яйцо. Далее, как показано было в ролике, модуль преобразовывался в купол диаметром около девяноста метров, а вокруг купола арконцы предполагали поставить защитное поле, преодолеть которое, по их словам, не сможет ни один земной человек, а также — ни один земной механизм. При этом особо подчеркивалось, что данное поле не причинит никому никакого вреда — это чисто механическое препятствие, обладающее отталкивающим эффектом, более ничего.
Со своей стороны ДЕКОН объявил, что месту высадки придается особый статус: это будет экстерриториальный анклав под прямым управлением СБ ООН (претензии Саудовского королевства на особую роль в данном вопросе были отклонены), территория вокруг Центра в радиусе двухсот километров объявлялась запретной зоной и для людей, и для любых несанкционированных транспортных средств. Мгновенно были прокопаны рвы, поставлены надолбы, закрутились решетки локаторов, сразу три спутника (американский, китайский и русский), обеспечивая непрерывный обзор, повисли на геосинхронных орбитах. Строительством Центра руководил Технический комитет, который сформировал тот же ДЕКОН, и ему безоговорочно подчинялись военные и гражданские подразделения.
Через месяц все телеканалы Земли показывали во множестве ракурсов одну и ту же картинку. В бледно-сером небе Аравии появляется еле видимое даже в приборы пятно, проступающее первоначально просто как сгущение воздуха. Оно быстро растет и за минуту превращается в модуль, действительно очертаниями похожий на срезанное снизу яйцо. Высота модуля — пятьдесят восемь метров, диаметр — двадцать пять. Инверсионного следа, оставляемого самолетами, за ним нет. Модуль плоским дном своим садится на верхушку бархана, застывает, как позже было подсчитано, на двенадцать секунд, а затем медленно, но вполне заметно для глаз, погружается в блеклую, какую-то соляную на вид толщу песка. На поверхности остается лишь конус, быстро меняющий цвет: только что он был серебристо-морозным, и вот уже — черный, непроницаемый, как антрацит. Далее около часа не происходит вообще ничего, паузу заполняет безудержная трескотня комментаторов, и вдруг опоясывает бархан четкая, ярко-оранжевая полоса, а над ней легкой синью смыкается купол защитного поля.
Я видел все это собственными глазами. И скажу честно: по телевизору зрелище выглядело гораздо более впечатляющим. Я это потом специально сравнил. Но ведь здесь важен еще и эффект присутствия, чего, конечно, ни один экран не может воспроизвести. Арконцы заверили, что никакой опасности для людей посадка не представляет, не будет ни излучений, ни ударных, ни световых, ни акустических, ни электромагнитных, ни гравитационных волн, и потому метрах в двухстах от заранее отмеченного бархана, у ограничительной линии — военные ее все-таки провели — скопилось около трехсот человек: пятьдесят официальных экспертов, которых назначил ДЕКОН, столько же политиков и чиновников, в том числе делегация во главе с генеральным секретарем ООН, ну и, конечно, свободный от дежурств технический персонал.
Говорят, что один из многочисленных обозревателей, кажется Си-эн-эн, находясь в прямом эфире, искренне сожалел, что в этот судьбоносный и торжественный миг не прозвучал во всю мощь Гимн Земли (который, заметим, еще требовалось написать; почему-то за месяц подготовки к прибытию никому это в голову не пришло). Не знаю, может быть, он был и прав. Меня, однако, охватило тогда какое-то тревожное настроение. Был яркий полдень, сушила горло ошеломляющая жара, я находился в толпе, средь оживленно переговаривающихся людей, две желто-патлатые дамы возле меня, повизгивая как болонки, подпрыгивали и размахивали флажками ООН. Все было абсолютно, абсолютно нормально, и вместе с тем мне почему-то казалось, что я пребываю на острове, затерянном в океанской глуши, что я один, на тысячи миль нет более никого, — и вот из тревожного плеска волн, из темных глубин, куда человек еще не проник, всплывает некое мифическое существо, бьет щупальцами по воде, приподнимает тяжелые веки, и светлые, без зрачков, фосфорические глаза его начинают ощупывать мир, принадлежащий отныне — только ему…
7
Лизетта — это не имя. Лизетта — это домашнее прозвище, которое придумал отец. И сразу же пояснил, что так звали любимую собачку Петра Первого. Лизетта видела в Кунсткамере ее чучело: жалкая такая бродяжка с кривыми лапками. Но иногда Лизетта и в самом деле ощущает себя собачкой, стоит отцу поманить, и она бросается к нему со всех ног, захлебываясь от счастья.
