Темные Холмы - [27]

Негнущимися пальцами я порыскал вокруг себя в поисках мобильного. Темнота не способствовала поискам и я, превозмогая боль, огляделся. Тусклый свет фонаря едва освещал небольшой пятачок земли, а пелена перед глазами мешала сфокусироваться. Уже почти отчаявшись найти пропажу, я обнаружил телефон на земле около старого потрескавшегося зеркала. Поднявшись во весь рост, вопреки всем суевериям, что не стоит смотреть в разбитое зеркало, посмотрел на свое отражение. Сквозь сетку трещин и выпавших осколков на меня смотрел взъерошенный тип: морда помятая и в кровавых разводах, взгляд безумный и мрачный, под глазами залегли черные тени. Такого встретишь в подворотне и отдашь все вещи без разговоров.

Я перевел взгляд на телефон, зажатый в окровавленной ладони. На руки страшно было смотреть, и я поморщился от очередного приступа боли. В таком виде нельзя являться домой, если мать меня таким увидит, что все может плохо закончиться, и это не считая того, что она до смерти испугается. Тут достаточно и одного перепуганного парня, сил успокаивать впечатлительную женщину у меня не осталось. Кто бы меня успокоил!

Потом я вспомнил о Тиме, но внезапно накатившее безразличие охладило мое желание позвонить другу. С отстраненным равнодушием я подумал, что Тим совсем не тот, за кого себя выдает. И как я раньше мог ему доверять?

Но... если Тим не тот, то кто тогда я?

Покачнувшись, я двинулся по улице, в поисках нужного пути.

Я прекрасно знаю город и все его закоулки, но сейчас мне пришлось пройтись пару кварталов, прежде чем смог понять, где нахожусь. Вот показалось старое здание спорткомплекса, в котором мы каждый год участвовали всей школой на соревнованиях, а вот и полуразрушенный кирпичный забор, за которым уже много поколений школьников прячется от учителей и украдкой раскуривает свои первые сигареты. Я машинально поднял руку с зажатым телефоном и щелкнул камерой, оставив на экране полосу крови. Вспышка на мгновение ослепила меня, перед глазами заплясали белые пятна. Новое послание Ловца как всегда пространно и могло означать что угодно: 'МЫ КАЧАЕМСЯ НА КРЫШАХ ЗДАНИЙ. СЛИШКОМ МНОГО НЕБА ДЛЯ СТОЛЬ МЕЛКИХ КРЫЛЬЕВ. ПРЫГАЙ ВНИЗ!'.

Зачарованно пробежав глазами по едва светящимся в темноте серебристым буквам, я подумал, что хочу придушить этого загадочного райтера, который так любит непонятно изъясняться и запутывать еще больше.

Посмотрев на высившуюся неподалеку многоэтажку, ее ровную крышу без парапета, пушистые облака, пролетающие над ней по небу, вдруг подумал, что было бы здорово подняться на высотку, повернуться спиной к провалу и, уставившись в небо, сигануть вниз. Никаких проблем, никаких терзаний, свобода от всего...

Тряхнув головой, я прогнал подозрительные мысли, которые словно не принадлежали мне, а нашептывались кем-то другим. Передернув плечами и застонав от боли в ноющих мышцах, я почувствовал, что меня начинает знобить, а зубы свело судорогой так, что их не разожмешь и ломом. Не став разбираться в душевных терзаниях, и горя желанием поскорее добраться домой я вызвал такси, благо деньги нашлись в том же кармане, в который я их и положил. Всю дорогу меня трясло, и я не удостоил болтающего таксиста даже взгляда. Тот недовольно поджал губы, но настаивать на дальнейшем общении не стал.

Трясущимися руками я открыл дверь квартиры и бесшумно проскользнул в дом в надежде, что мама или на работе или уже спит. Вопреки моим ожиданиям мама еще не спала, хоть уже и перевалило за полночь. Сидя за швейной машинкой в окружении выкроек, лекал и модных журналов она что-то усердно строчила, на мое появление отреагировала очень спокойно, и даже не повернула головы.

- Что-то ты рано, сынок. Вечеринка оказалась неинтересной?

Я прошмыгнул в ванную, пока мать не заметила мое перекошенное лицо, израненные руки и втайне радуясь, что мать сама придумала причину моего раннего возвращения, мне теперь не надо ничего сочинять. Усилием придав голосу максимум безразличия, я ответил:

- Да, скучно было немного. Все рано разошлись, вот и я решил пойти домой.

Она задала еще пару ничего не значащих вопросов, я ей вяло отвечал из душа. Вскоре она смолкла, увлекшись своим трудом, а я не настаивал на продолжении разговора.

Благо аптечка была прямо в ванной, мне не пришлось пробегать мимо комнаты матери, неся в руках увесистый пакет с медицинскими принадлежностями. Пожелав ей спокойной ночи, я скрылся в своей комнате и, не желая, чтобы ко мне внезапно кто-то зашел, тихонько защелкнул на двери замок и без сил опустился на пол.

***

Столица.

Кабинет следователя Марченко.

Лето уже полностью вступило в свои права, заполнив офисы и кабинеты удушающей духотой, запахом пота, пива и дешевого кофе.

Отовсюду слышались тихие переговоры и споры, звон телефонов, и хлопки дверьми.

В кабинете у следователя было наоборот тихо. Лишь едва заметно пахло свежей краской и дорогим одеколоном. Хозяин кабинета сидел в кресле и вертел карандаш, которым он недавно делал пометки в блокноте. Только что он закрыл последнее дело, весьма удачно. Преступника поймали, нашли неопровержимые доказательства его вины, а суд определил его в тюрьму на порядочный срок. Но удовлетворения следователь не испытывал. Было еще одно дело. Коллеги уже открыто посмеивались над ним, а за глаза даже злорадствовали, говоря: 'Наконец и у Марченко глухарь появился'. И что самое обидное, так оно и было. Вот надо было начальству именно его к этому делу приобщить? Хотя он сам виноват. Был бы обычным следаком, без претензий, то давали бы ему самые обычные дела, без всяких там смертей за закрытой дверью, и желеобразных трупов. А теперь вот репутация страдает, начальство машет руками и топает ногами, а коллеги тихо радуются его неудаче.