Темные августовские ночи - [4]

- Телеграмма тебе, Даша... Плохая.

Ухнув, покатилось куда-то сердце. Рванув сорочку, Дарья Яковлевна села, придерживаясь ватными руками за стол, и тупо, пустыми глазами - все пытаясь глотнуть хоть капельку воздуха - смотрела на плачущую, беззвучно шевелящую губами Анну.

С помощью Анны Дарья Яковлевна кое-как оделась, дошла до трассы, высоко вскинув руку.

Два часа спустя она была уже в Пензе на аэродроме.

- Билетов нет. Следующий самолет через сутки, - ответила девушка в синем беретике и, рассмотрев измученное лицо обратившейся к ней женщины, сочувственно объяснила: - Самолет транзитный. Дали четыре места, давно продали... Подойдите еще, - может, по прибытии случайно окажется.

Дарья Яковлевна покачала головой, протянула телеграмму.

Пожав плечами - заранее зная, что ничем помочь не сумеет, - девушка взяла телеграмму, ее смуглые щеки вспыхнули.

- Подождите, пожалуйста!

Она выскочила из-за своего стола, куда-то убежала.

Дарья Яковлевна, не отходя от окошечка, принялась терпеливо ждать.

- Товарищи пассажиры рейса номер...! - где-то рядом, гулко раздавшись в высоком застекленном зале, прозвучал суховатый мужской голос. - У гражданки на целине погиб сын. Кто может уступить свой билет, просим подойти к кассе...

Потом, впервые в жизни, ничему не удивляясь и ни на что не обращая внимания, Дарья Яковлевна вошла в самолет. Был только один миг, когда она почувствовала непривычность обстановки, на секунду перестала думать о своем, - момент, когда самолет, упруго ревя, разбежался и вдруг снова остановился. Дарья Яковлевна взглянула в окно: под крылом, удаляясь, плыли огни города.

"Не упал бы", - мелькнула мысль, тотчас вызвавшая другую, равнодушную: "Вот сразу бы все и кончилось". Дарья Яковлевна испугалась - не за себя, а оттого, что нехорошо подумала. Люди-то при чем? Вон их сколько тут, какие и с ребятишками есть...

За окном сначала плыла ночь, быстро тускнея, потом голубел рассвет, потом прямо и долго било солнце; снова перестав что-либо замечать, Дарья Яковлевна сидела, неловко наклонившись и сцепив пальцы.

Встретил ее высокий худущий человек с загорелым, почти черным лицом и усталыми глазами; он бережно вел ее через поле, глухо говорил:

- Завелись подонки... Ночью трое напали на девушку. Одна тут... Помощницей повара работает. Хотели снасильничать. А Василий шел со смены. На троих пошел. Ее спас... а сам... Как солдат - не дрогнул!..

"Да, да, он такой - справедливый, прямой", - глотая слезы, мелко и часто, самой себе, кивала Дарья Яковлевна, и к боли ее примешивалась последняя горькая гордость.

- Поднялся весь коллектив, - продолжал рассказывать тот. - Требуют, чтобы судили убийц без пощады!..

Гордятся Василием. Один из лучших трактористов совхоза. Герой целины!..

"Он такой, такой", - все так же мелко и часто кивала Дарья Яковлевна.

Директор усадил ее в покрытый брезентом газик рядом с шофером, сам сел позади. Бежала навстречу бескрайняя раскаленная зноем степь, горячий горький ветер сушил глаза и губы.

- Вот отсюда, Дарья Яковлевна, пошли земли нашего совхоза, - начал было директор.

Дарья Яковлевна безучастно взглянула - по обеим сторонам бежала все такая же степь, местами покрытая свежей ровной стерней, местами желтеющая неубранными хлебами, а местами еще не тронутая, ковыльная.

Умолк позади, вздыхая, директор.

Степи, казалось, не будет ни конца, ни краю, все так же стелилась покрытая серой пепельной пылью дорога.

Потом впереди, в блескучем струистом мареве, завиднелось селение, директор позади кашлянул.

- Центральная усадьба, - сказал он, - Прибыли.

Проехали мимо зеленых брезентовых палаток, мимо полевых с занавесками на окнах вагончиков и остановились у длинного барака. Стоящая вокруг толпа расступилась.

Директор провел Дарью Яковлевну через этот живой коридор, ввел в пустую, дохнувшую сумеречной прохладой комнату.

Посредине на возвышении, наполовину закрытый красным полотнищем, стоял гроб.

Только что Дарья Яковлевна могла упасть, не удержи ее напружинившая рука провожатого; сейчас, высвободив свою руку, она прошла эти последние шаги сама.

- Сынок!.. Васенька!.. - жалобно, как живого, окликнула она.

Дверь за ее спиной бесшумно закрылась...

Сколько Дарья Яковлевна пробыла тут, она не знала.

Ласково и настойчиво ее отвели в сторону, красный гроб поплыл к дверям, под окнами тягуче заиграл оркестр. Она не видела, где к куда шли, не слышала, что говорили у могилы. Она запомнила только черную яму, куда если не вместо сына, так хоть рядом с ним - ей хотелось лечь, и стук комьев, упавших с ее руки.

Потом в том же помещении, где прежде стоял гроб, а теперь заставленном столами с закуской, Дарья Яковлевна сидела рядом с директором, машинально, как заведенная, кланялась сменяющимся и что-то говорящим ей людям.

- Васильцев, что у тебя тут делается? - возмущенно, перекрыв сдержанный говор, спросил вставший в дверях мужчина в белом кителе. Он шагнул, гневно поглядывая на медленно поднимающегося директора, с недоумением посмотрел на сидящую подле него женщину, повязанную в жару старинным черным шарфом.

- Поминаем товарища, павшего от руки убийц, - строго сказал директор. Выпей за него, Андрей Степаныч, Встав рядом с директором, Дарья Яковлевна сдержанно поклонилась: