Темные алтари - [8]
Насилие — самое важное изделие в нашей стране.
У. Фулбрайт{2}
— Я, милая, понимаю вас, — сказала ей как-то утром Дороти Эстен. — Каждый имеет право выпить изредка — для храбрости! Но делайте это, только когда уходите из больницы.
— Постараюсь, — ответила Гейл, смущенно улыбаясь.
— Постарайтесь! Иначе становится как-то совсем неудобно! — закончила Дороти Эстен и, легко повернувшись на стройных гибких ногах, исчезла, словно белое привидение.
— А Джонатан? Где Джонатан? — крикнула ей вслед Гейл.
Она всегда называла его Джонатаном, а не Джоном, как его приятели. Даже наедине с ним, когда никто их не видел, она шептала: «Джонатан, милый!» От ее поцелуев верхняя губа у него припухала, и она смеялась над ним — пресыщенная, легкая, одурманенная счастьем.
«Джонатан!..» — еще слышалось среди белых больничных стен, но никто не услышал ее голоса, и Дороти Эстен исчезла за дверью в глубине коридора, даже не обернувшись.
«Джонатан, милый, я больше не буду!» — обещала Гейл.
Ей хотелось сосредоточиться, собраться с мыслями, привести их в порядок — господи, эти рассветы, и сосущая боль в желудке, и первый бодрящий глоток, и руки, их непреодолимая дрожь, постепенно проходившая после первой рюмки и окончательно исчезающая после второй. Руки, согнутые в локтях, ничего не могли удержать…
«Я больше не буду, Джонатан, обещаю!»
Утро овевало ее прохладой, чистотой. Ветер обдавал запахом сохнущих трав и необычайностью окружающих просторов. Этим ветром пахло его тело — изгиб мускулистой шеи и плечи…
Каждый раз, когда руки начинали дрожать, она нажимала на педаль газа и ехала в салон Ненси — он был на повороте к шоссе, ведущему в аэропорт. Она не обращала внимания на светофоры. Шины визжали, автомобиль ложился на бок. Она стремительно выскакивала из машины, влажный ветер подхватывал ее и нес туда, где серебристое туловище истребителя перед входом, казалось, врезалось в фасад больничного здания из красного кирпича. Бесконечные коридоры извивались, корчились, опоясывая белые палаты, где лежало так много юношей. Таких же, как он.
Так много, что его не могло быть среди них!
«Я иду, Джонатан! Я только чуть-чуть, совсем чуть-чуть задержусь, милый! Иду!»
Стоя за высокой стойкой бара, Ненси наливала ей в бокал канадский джин, пристально наблюдая за ней. Ее красивые, резко очерченные губы ласково раскрывались в улыбке:
— Привет!
Устроившись на высоком табурете, Гейл напряженно вдыхала смолистый запах заснеженных сосен, согретых солнцем лимонов и слушала легкий звон кубиков льда.
— В один прекрасный день ты свернешь себе шею, если будешь мчаться на красный свет! Ты что, не соображаешь, что делаешь?
— Я в общем-то осторожна, Ненси.
— Ты осторожна, так другие неосторожны!
Первый глоток успокаивал ее. Она уже могла положить руки на полукруглую стойку. Осмотреться. Как правило, в это время в салоне было не много посетителей. В основном — завсегдатаи, механики с соседних автостанций.
— Привет, Гейл! — здоровались они.
— Здравствуйте! — дружелюбно отвечала она, поднимая бокал.
Пепси снова приближалась к ней с бутылкой канадского джина.
— Уходи! Будь я на твоем месте, давно бы выбралась из этой ловушки!
Стройная, красивая, Ненси плавно двигалась внутри подковы бара.
— Не могу, Ненси! Сама знаешь, что не могу. Мы ведь говорили об этом — помнишь, у Рана…
— И Ран сказал тебе то же самое — что ты глупа, Гейл! По крайней мере поступаешь ты глупо!
— Знаю. Но ведь у каждого есть своя маленькая или большая глупость, верно?
Под синими тенями, густо наложенными на веки, глаза Ненси вдруг сверкнули злым стальным блеском.
Гейл протянула через стойку уже успокоившуюся руку и коснулась ее руки.
— Я не о тебе, — сказала она.
Ненси опустила глаза:
— Увидимся у Рана!
Ненси складывала деньги. Механики ушли, помахав ей на прощанье рукой. Утренний воздух за окном был все таким же свежим, небо — необъятным, бледным, с задремавшими на горизонте облаками; вокруг царило спокойствие, хорошо ей знакомое и в то же время странное, таящее в себе ожидание. Непреодолимы пространства, которые нас порой разделяют… Пусто вокруг, пусто над зеленой, слегка холмистой землей. Лишь красные огоньки мигают через равные промежутки времени на тонкой телевизионной башне и на высокой плоской крыше отеля «Остин энд Берджис».
С перекрестка слышался шум автомобилей. Светофоры останавливали их на минуту то в одном, то в другом направлении — эту укрощенную, сверкающую металлом вереницу машин, пахнущую бензином, — они замирали, приглушенно урча, а затем с ревом рвались вперед, освобожденные, стремительные, заполняя бетонное русло своими разноцветными, вытянутыми, словно торпеды, телами.
Гейл ждала, когда вспыхнет зеленый свет светофора. Она энергично, до отказа нажала на газ и, всем телом чувствуя мощь двигателя, вырулила со стоянки перед салоном Ненси. Через десять-двенадцать секунд в зеркале заднего вида должна была появиться волна следующих за нею машин, но сейчас она была одна, совершенно одна на прямом широком шоссе. Слева проносились огни рекламы, справа — все еще сонные, но с открытыми уже, пустыми гаражами — дома. За шпалерой реклам темнели асфальтированные расчерченные стоянки возле магазинов. По ту сторону скошенных газонов и серых крыш зданий зеленел лес.
