Темнота в солнечный день - [66]

Он поднял голову, услышав приближавшийся прямо к нему рокот мотоциклетного мотора – и сразу опознал по звуку машину посильнее, чем его «сто шестой», еще до того, как увидел и узнал моторизованного ковбоя.

Леха-Каскадер со своим обычным шиком резко затормозил в сантиметре от Митиной туфли. Митя и не подумал шарахаться, зная, на что способен в руках – в руке! – Каскадера «ежик-трешка».

– Ах, вот это кто, а я-то думаю… – сказал Каскадер явно непонятную фразочку. – Здорово, Доцент. Как жизнь?

Митя усмехнулся:

– Жизнь бекова – все стебут, а нам некого…

Леха-Каскадер, постарше Мити года на четыре, был не из кодлы, он вообще жил на другом конце города. Но они, как многие рокеры Аюкана, друг друга знали по «Танкодрому». Был такой как бы клуб километрах в трех от города, на опушке лесочка с песчаными косогорами. Совершенно неофициальный, конечно, – кто бы им разрешил создать официальный, но свой собственный без чуткого руководства Ленинского комсомола? А руководство это в данном случае было им абсолютно ни к чему. Ну, хоть не мешали и не разгоняли, и на том спасибо – а могли бы, как дедушка Ленин из известного анекдота, и бритвой полоснуть…

В общем, пару раз в месяц туда съезжались «двухколесники» со всего Аюкана, переменным, как говорится, составом – когда и полсотни набиралось, а когда и двух десятков не насчитать. Иногда гоняли по косогорам мотокроссы – в подражание знаменитым миусским. Конечно, без всяких кубков и медалей, откуда бы им взяться – чисто морального удовлетворения для. Иногда крутили слалом на ровной полянке, где вкопали десятка три старых автопокрышек. Иногда играли в мотобол. Как ни удивительно, за полтора года никаких серьезных травм не случилось и машины ни разу не побили – пустячки в виде крепеньких ушибов из-за падений, а пару раз и вывихов не в счет. В первые дни, когда «клуб» только-только создавался, там регулярно отирался Талашко, бдительно наблюдавший за происходящим. Но в конце концов сделал вывод вслух:

– Ладно, лучше уж тут развлекайтесь, чем на дорогах выделываться. – И по своей всегдашней вредности добавил: – Но если кого поймаю с алкоголем в организме или без прав…

Ну а Леха-Каскадер был живой достопримечательностью аюканского рокерства. Дело в том, что кисти правой руки у него не было. Начисто ее лишился лет в девять из-за шалостей с самодельной взрывчаткой. И ничуть не приуныл, научился управляться – в том числе и в драках – одной левой так, как у иных не получается и двумя. А потом ухитрился получить права и гонял на «ежиках» (он всем маркам предпочитал «ежики»), как опять-таки не всякий с двумя руками сподобится. На вовсе уж космическую орбиту взлетел прошлым летом, когда минут сорок на восточной окраине города удирал от гаишников – а на хвосте у него, между прочим, висел «луноход» и два мотоцикла. Ну, в конце концов одолели численным преимуществом и маневром. Талашко сгоряча, от всей души заехал пленному Каскадеру по шее – на что Каскадер, в общем, не обижался, прекрасно зная неписаные правила игры. Прав его тогда лишили на три месяца – Талашко долго сокрушался, что из-за какой-то бюрократии эта гонка с преследованием не тянула на полное лишение…

– Ну, не прибедняйся, – широко ухмыльнулся Каскадер. Поманил Митю пальцем: – Глянь-ка…

Митя заглянул в ближайшее к нему зеркальце заднего вида. Ну да, тут не отопрешься. На шее у него, над ключицами, красовались два великолепных засоса, уже изрядно побагровевшие. Что ж, это было еще не самое затейливое из того, что Марина этой ночью проделала нежными губками…

– Ишь, напыжился… – фыркнул Каскадер.

– Да ну, гонишь…

– Это я от зависти, – сказал Каскадер. – Я б тоже пыжился, уложив такую вот Мариночку…

– Мать твою, – сказал Митя ненаигранно сердито. – Вроде и свечку никто не держал, а пошла уже трепотня… Ты-то откуда знаешь?

– Дядька сказал, – засмеялся Каскадер. – Я ему привез канистру автолу, он просил. Для их генератора, что ли. Дядька ходил взъерошенный, как дикобраз, и крыл вовсю нынешнюю молодежь. Явно хотел и меня покрыть, да неудобно, видимо, было – я ж ему автол бесплатно привез, у Валерки-Чибиса в автоколонне нацедил. Ну вот, ходит он злющий и ворчит, что у Маринки Казариной хахаль заночевал, а сделать ничего нельзя, что тут сделаешь? Он над ее личной жизнью не начальник, она совершеннолетняя… Доцент, я тебя душевно поздравляю – потрясная девочка. Я ее первый раз увидел – офонарел.

– А ты-то где ее видел?

– А когда сюда въехала. У дядьки завхоз запил, казенную мебелишку таскать некому было, вот дядька меня и подпряг. И сам таскал, хоть по должности и не обязательно…

– Погоди, погоди, – сказал Митя. – Выходит, Лукич – твой дядька?

– Ну. Раньше как-то разговор не заходил… Родной дядька, отцов брат. В общем, шибко он на тебя обижен – а еще больше из-за того, что ничего тут не поделаешь. Мне любопытно стало: что за хахаль такой объявился? Он не сказал, ворчал только: такой же, как ты, раздолбай. А это эвона кто – Доцент собственной персоной, наша доблестная связь… Ну и как? Горячая, чую, девочка… Ладно, ладно! – отшатнулся, в притворном ужасе закрываясь руками. – Не надо мне в рожу, я так, сболтнул. Если у тебя там роман, я ж все понимаю, не бесчувственный… С такой только роман крутить, это ж не наши прошмандовки с танцплощадки. Серьезно, Доцент, ты молоток, уважаю. А уж если ее в самом деле вылечат, как дядька говорил, вся кодла ляжет, когда ты с ней на проспект выйдешь. – Каскадер хохотнул, помотал головой. – Но дядька на тебя злой, как черт… Поставил бы, говорит, литру грузалям, чтобы этого обормота – тебя то есть – подловили и по ушам надавали, но негоже заслуженному учителю РСФСР такие методы применять…