Темное пророчество - [13]

Сделать кого-то богом — это вам не мелочь. Основное правило гласит, что сила не безгранична, поэтому, теоретически, любой бог может создать бога слабее себя. Но это требует принесения в жертву части собственной божественной силы, небольшого количества того, что делает вас собой. Так что боги не так часто награждают этим других. Если мы и делаем это, то создаем только самых незначительных богов, как я и поступил с Парфенос и Гемитеей, — просто базовый пакет бессмертия с парой прибамбасов. (Хотя я выбрал расширенную версию, потому что я хороший парень.)

Излучая благодарность, Парфенос и Гемитея взлетели ко мне навстречу.

— Благодарим вас, повелитель Аполлон! — сказала Парфенос. — Вас послала Артемида?

Моя улыбка дрогнула.

— Артемида?

— Должно быть, это она! — произнесла Гемитея. — Пока мы падали, я молилась Артемиде о нашем спасении.

— Нет, — возразил я, — вы кричали: «Помоги, Аполлон!».

Девушки переглянулись.

— Эм. Нет, повелитель, — произнесла Гемитея.

Я был уверен, что она произнесла мое имя. Однако, оглядываясь назад, я задался вопросом, не был ли я слишком самонадеян, когда не стал вслушиваться. Мы втроем таращились друг на друга. Этот момент, когда ты сделал двух девушек бессмертными и узнал, что они даже не просили тебя это делать… Неловко.

— Ладно, это не имеет значения, — весело сказала Гемитея. — Мы в долгу перед вами и теперь вольны делать то, что велят нам наши сердца.

Я надеялся, что она скажет: «Стать вечными слугами Аполлона и подносить ему мягкие пахнущие лимоном полотенца перед каждой трапезой».

Вместо этого Парфенос сказала:

— Да, мы присоединимся к охотницам Артемиды! Спасибо тебе, Аполлон!

Призвав свои новообретенные силы, они испарились, оставив меня с разъяренной толпой жителей Наксоса, вопивших и потрясавших кулаками в сторону моря.

Что было хуже всего? Сестра девушек, Рео, порвала со мной через неделю.

В последующие века я временами видел Парфенос и Гемитею среди спутниц Артемиды. Чаще всего мы избегали друг друга. Сделав их младшими богинями, я совершил одну из тех великодушных ошибок, о которой не хотел бы написать песню.

Мое видение изменилось, преобразившись так же неуловимо, как меняется свет, проходя сквозь окно-розу Вэйстейшн.

Я оказался в огромном зале из золота и белого мрамора. За стеклянными стенами и крытой террасой тонули в вечерних тенях небоскребы Манхэттена.

Я бывал здесь раньше. Куда бы ни уносили меня мои видения, в конце я всегда видел это кошмарное место.

Откинувшийся на позолоченной софе император Нерон выглядел ужасающе великолепно в фиолетовом костюме, голубой рубашке и остроносых туфлях из кожи аллигатора. На своем объемистом животе он держал блюдо с клубникой, время от времени бросая ягоды в рот, оттопырив мизинец, чтобы показать вделанный в кольцо бриллиант в сотню каратов.

— Мэг… — он печально покачал головой. — Милая Мэг, ты должна быть рада! Это твой шанс на искупление, моя дорогая. Ты не разочаруешь меня, не так ли?

Его голос был мягким и нежным, как падающий снег — такой, что накапливается на линиях электропередач и обрывает их, обрушивает крыши, убивает целые семьи людей.

Стоявшая перед императором Мэг МакКэффри выглядела, как поникшее растение. Ее темные волосы, подстриженные под «пажа», уныло обрамляли лицо. Плечи под зелёной туникой опали, колени в жёлтых леггинсах подогнулись, одной ногой она равнодушно пинала мраморный пол. Голову она опустила, но я видел, что на ней всё те же треснувшие во время нашей последней встречи очки «кошачий глаз». Местами они были подклеены скотчем.

Она казалась такой маленькой и уязвимой под тяжестью взгляда Нерона. Я хотел броситься к ней, схватить это блюдо с клубникой и расквасить его об то, что у Нерона называлось лицом — без подбородка и с порослью на шее. Увы, я мог только смотреть, зная, что эта сцена уже произошла. За последние несколько недель я несколько раз видел ее в своих видениях.

Мэг молчала, но Нерон кивнул, как будто получил ответ на свой вопрос.

— Отправляйся на запад, — сказал он. — Возьми Аполлона в плен, прежде чем он найдет следующего Оракула. Если не удастся взять его живым, убей.

Он согнул свой палец с бриллиантом. Из ряда императорских телохранителей, стоявших позади него, один шагнул вперед. Как и все германцы, этот был огромен. Мускулы на его руках бугрились под кожаной броней. Его бурые волосы отросли в дикую перепутанную шевелюру. Грубое лицо было бы достаточно страшным даже без татуировки змеи, извивавшейся на его шее и правой щеке.

— Это Вортигерн, — сказал Нерон. — Он обеспечит твою… безопасность.

Император произнес слово «безопасность» так, будто у него было множество значений, и ни одно не сулило ничего хорошего.

— Ты будешь путешествовать в компании еще одного члена императорского дома — просто на случай, ну, некоторых трудностей.

Нерон опять согнул свой мизинец. Из теней у лестницы возник подросток, похожий на тех парней, которые любят появляться из тени. Темные волосы падали на его глаза. На нем были мешковатые черные брюки, черная футболка без рукавов — несмотря на отсутствие мышц — и достаточно золотых украшений на шее, чтобы сделать из него настоящего фестивального идола. На его поясе висели три кинжала в ножнах, два справа и один слева. Хищный блеск в его глазах заставил меня заподозрить, что эти клинки были не просто для красоты.