Темное пламя - [14]

— Да, историческая роль романа оказалась большой. Но то, что «сон разума рождает чудовищ», известно давно, и намного опаснее, если эти чудовища социальные.

Они замолчали. Вдали кричала какая–то птица, медленно падал на землю пушистый снег…

— Что ты думаешь делать сейчас, Эдна? Когда ты подготовишь доклад Высшему Совету Академии?

— Мне нужно несколько дней. Я хочу вернуться в Москву и ещё раз внимательно просмотреть все документы.

— И всё же, Эдна, что ты можешь предложить Академии уже сейчас?

— Я думаю, ты и сам всё понимаешь, Рам. Не обойтись без второй экспедиции на Ириду. И, похоже, это будет первая археологическая звёздная экспедиция в истории Земли. И наверно, первая настолько…

Она задумалась, подыскивая слово.

— … настолько опасная, нет, просто страшная.

— Другого выхода я тоже не вижу… Можешь быть уверена в моей поддержке на Совете. На звездолёте придётся ещё создать и службу безопасности, по сути — контрразведку. Ты поручишь руководство ею Сандре?

Эдна согласно кивнула.

— Кстати, как скоро нужно собрать экстренное заседание?

— Я успею подготовить всё за четыре дня.

— Пусть будет так, но для возвращения в Москву воспользуйся экстренным стрелоидом, он всё ещё ждёт тебя на крыше.

Эдна улыбнулась одними губами.

— Ну, до скорого, хайре, Рам…

— Хайре–харе, рама–рам… — усмехнулся йог, провожая подругу взглядом.

Смеркалось. Усилился ветер, снег врывался под колоннаду, но долго ещё можно было видеть на террасе одинокую фигуру Рама, едва прикрытого тонкой тканью. Казалось, не только холод и ветер, но и любые силы в Мироздании не властны над ним. Но если бы кому–либо удалось заглянуть ему в душу… Сейчас Раму было просто страшно. Не за себя, нет. Тренированная психика человека Ноосферной эры не подвержена мелкому индивидуальному чувству. В сознание руководителя Академии Горя и Радости вползала холодной змеёй необъяснимая тревога за всё живое на Земле.

Глава II Заседание Высшего Совета Академии Горя и Радости

В снегах певучих жестокой столицы,

Всегда один блуждал я без цели,

С душой перелётной пойманной птицы,

Когда другие на юг улетели.

И был мир жесток, как жестокий холод,

И вились дымы–драконы в лазури.

И скалил зубы безжалостный голод…

А я вспоминал о стране Гонгури.

И всё казалось, что фата–моргана

Все эти зданья и арки пред мною,

Что всё, пред лицом урагана,

Исчезнет внезапно, ставши мечтою.

Здесь не было снов, но тайн было много.

И в безднах духа та нега светила -

Любовь бессмертная мира иного,

Что движет солнце и все светила.

В. Итин, 1917 г.

1

Через четыре дня состоялось экстренное заседание Высшего Совета Академии Горя и Радости. Оно транслировалось на всю планету.

Небольшой зал заседаний был тем не менее очень величественным. Члены Совета, подобно рыцарям короля Артура, сидели вокруг круглого, тёмно–синего — «сапфирового» стола, светящегося мягким, чуть мерцающим светом. Тринадцать человек, признанных учёных, художников, иных представителей творческих профессий. Куполообразный потолок был выполнен в виде звёздного неба Северного полушария. Небеса были живыми. Тончайшие эйдопластические голограммы точно и зрелищно передавали вид ночного неба. На нём, на порядок быстрее, чем в жизни, двигались звёзды и планеты. И ещё рукотворное небо звучало. Компьютер синтезировал тончайшую, почти не слышную и поэтому не мешающую мелодию, символизирующую полёт звёзд и планет. Движение и звучание завораживало каждого, кто видел и слышал удивительный купол, но в то же время не отвлекало, а помогало сосредоточиться. Над созданием купола работали не только лучшие художники, но и лучшие психологи. Они тщательно проработали необходимый элемент аутогипноза, проявлявшийся в световых и звуковых переливах.

Хоть стол был круглый, но что–то неуловимое в позе Рама Мары сразу указывало, кто руководит заседанием. Рам был в неизменной тунике, но она не казалась чужеродной. За века Ноосферной эры произошло органичное смешение видов и стилей одежды разных времён и народов. Европейские женщины научились носить сари и кимоно не хуже индусок и японок. Восстановили множество исторических стилей, и никого не удивляли древнеримские тоги, древнегреческие хитоны и химатионы, платья с открытой грудью Древнего Крита. Условие соблюдалось одно — одежда должна быть красивой.

В мужской одежде в зале преобладал консервативный стиль — однотонные, светлые и тёмные костюмы и рубашки различных цветов, с галстуками или без. Один вид костюмов сохранился с Века Расщепления, пиджак с двумя пуговицами, рубашка с галстуком, брюки. Другой несколько изменился, пиджак сменила куртка на молнии, сочетаемая с рубашкой, галстуком и брюками. Третий молодежный: короткая куртка, футболка и брюки. Но двое мужчин оделись в хитоны и химатионы, один — в тогу. Одежда женщин была разнообразнее и легкомысленнее. Этот неписаный закон установился давно — женщина, даже в деловой одежде, может позволять себе больше свободы. Он вносил в жизнь элемент разнообразия. Выделялись две женщины в сари, тёмно–синем с серебряной искрой и вишнёвом с золотой. На Эдне было скромное серебристо–серое платье.

И вот она закончила сенсационный доклад. Ошеломлённые члены Совета долго молчали. Руку ладонью вперёд с растопыренными пальцами — известный со школы знак желания выступить — поднял Даг Лорин, знаменитый биофизик. Эдна вздохнула облегчённо: его позиция с первых слов отвечала её чаяниям.