Темнейшая ночь - [20]

Замогильным голосом, Парис спросил, «Как ты должен это совершить? Они хотя бы это тебе сказали?»

Его живот скрутило, сжало. «Я должен перерезать их глотки», произнес он. Как бы ему хотелось отказаться подчиняться этим новым богам. Лишь страх перед приказом совершить нечто еще более худшее заставил его смолчать.

«Зачем они делают это?» требовательно воскликнул Торин. Вопрос, который, казалось, все задавали хотя бы по разу.

У него по-прежнему не было ответа.

Парис уставился на него «Ты собираешься совершить это?»

Аэрон посмотрел в сторону. Он молчал, но знал, глубоко в душе, что теперь ничто не сможет спасти женщин. Их поставили в мысленный список убийств демона, несмотря на их невиновность, и их, в конце концов, таки вычеркнут из него. Одну за другой.

«Чем мы можем помочь?» резко глянув, поинтересовался Люциен.

Аэрон врезал кулаком по спинке дивана. Если он совершит этот ужасный поступок, когда уже и так балансирует на грани безнравственности, то сорвется. Он полностью потеряет себя в демоне. «Я не знаю. Мы столкнулись с новыми богами, новыми обстоятельствами и новыми последствиями. Не уверен, как буду вести себя – «скажи это, просто скажи» – убив женщин».

«Возможно ли изменить их намерения?»

«Мы даже не будем пытаться», уныло ответил он. «Они снова использовали Мэддокса в качестве примера, говоря, что мы будем прокляты как он, если осмелимся возражать».

Парис вскочил на ноги и прошагал от одной стены просторной комнаты до другой.

«Я ненавижу это», проворчал он.

«Хорошо, а остальные из нас просто в восторге от этого», сухо возразил Торин.

«Возможно, ты окажешь женщинам услугу», произнес Рейес, по-прежнему фиксируя внимание на своем ноже, вырезающем икс в центре ладони. Багряные капли стекали на его бедро.

Он был причиной того, что вся мебель была темно-красного цвета.

«Возможно, мне прикажут отобрать твою жизнь следующей», откликнулся мрачно Аэрон.

«Мне надо это обдумать». Люциен подпер двумя пальцами в свою грубо исполосованную шрамами челюсть. «Должно быть нечто, что мы можем сделать».

«Может быть, Аэрону следует вырезать целый мир», Сказал Торин своим надоедливо искаженным тоном. «Таким способом все возможные будущие цели будут уничтожены, и нам не придется снова обсуждать подобное».

Аэрон стиснул зубы. «Не заставляй меня причинить тебе боль, Болезнь».

Эти колючие зеленые глаза засияли злым юмором, и Торин ответил с насмешливой ухмылкой «Я ранил твои чувства? Я с удовольствием поцелую тебя и заставлю почувствовать себя лучше».

Прежде чем Аэрон смог прыгнуть через комнату – вряд ли он мог что-то сделать с Торином – Люциен сказал, «Остановитесь. Нам нельзя разделяться. Мы не знаем всей мощи того, с чем столкнулись. Теперь, как никогда, мы должны держаться вместе. Ночь была насыщена событиями, и она еще не закончилась. Парис, Рейес отправляйтесь в город и убедитесь, что там больше нет затаившихся Ловцов. Торин – даже не знаю. Наблюдай за горой и заработай нам немного деньжат».

«А что ты собираешься делать?» поинтересовался Парис.

«Обдумывать наш выбор», мрачно ответил он.

Брови Париса поползли вверх. «Что с женщиной Мэддокса? Я был бы способен удавить любого Ловца, если б провел немного времени меж ее».

«Нет». Люциен уставился на сводчатый потолок. «Не ее. Помни, я пообещал Мэддоксу, что она вернется к нему нетронутой».

«Да-а, я помню. Напомни мне еще разок, почему ты дал такое идиотское обещание».

«Просто…оставь ее в покое. Все равно она не хочет тебя, как мне показалось».

«Что гораздо более поразительно, чем новость о Титанах», пробормотал Парис. Потом вздохнул. «Отлично. Я попридержу руки при себе, но кому-то надо накормить ее. Мы же пообещали ей».

«Может быть, стоит поморить ее голодом», предложил Рейес. «Она будет более расположена к беседе утром, если проснется от голода».

Люциен кивнул. «Согласен. Она будет поразговорчивей с Мэддоксом, если будет думать, что это купит ей еды».

«Не нравиться мне это, но не буду возражать. И полагаю это означает, что я отправляюсь в город без вливания моего витамина Д», произнес Парис с еще одним вздохом. «Сделаем это, Боль».

Рейес был на ногах минутой позже и оба вышли из комнаты, бок обок. Торин последовал, дав им, однако, значительную фору. Аэрон не мог представить себе напряжения от постоянной проверки, что ни одна часть тебя, не касается другого человека. Должно быть это был ад.

Он фыркнул. Жизнь всех воинов здесь была адом.

Люциен уменьшил дистанцию меж ними и опустился в кожаное кресло напротив.

Запах роз приплыл от него. Аэрон никогда не понимал, почему Мрачный Жнец пах как весенний букет – определенно это проклятье почище Мэддоксова.

«Соображения?» спросил он, изучая друга. Впервые за много, много лет Люциен излучал нечто помимо покоя. Его лоб морщился, и складки обеспокоенности лежали на его испещренном шрамами лице.

Эти шрамы протянулись от каждой из его темных бровей до линии челюсти, толстые и выпуклые. Люциен никогда не рассказывал, откуда они появились, а Аэрон никогда не спрашивал. Пока они жили в Греции, воин просто вернулся однажды домой, с болью в глазах и отметинами на щеках.

«Это плохо», проговорил Люциен. «По-настоящему плохо. Ловцы. Женщина Мэддокса – каким бы боком она сюда не касалась – и Титаны, все в один день. Это не может быть совпадением».