Темная сторона Солнца - [10]

А потом меня выгнали из дома. Вышвырнули, как паршивую собаку. Но я снова радовалась, потому что у меня появилась цель – найти нашего отца. Я не буду описывать, через что мне пришлось пройти. То ли наша мать унесла секрет с собой, то ли хранительница семейных тайн бабушка Вардитер тщательно оберегала наш мнимый покой, но мне не удалось выудить из нее ни слова. Ни из нее, ни из моей приемной матери. Если бы ты знала, сколько сил и времени я потратила на его поиски! Все бессмысленно. Глупо и бессмысленно. Полгода назад Вардитер, вняв моим просьбам, сказала, что наша мать особо не жаловала мужчин вниманием. Бабушка вспомнила троих. Итак, нашим отцом мог быть: однокурсник матери Артур Паронян, он преподает философию в университете; ее школьный учитель Арташес Киракосян, в которого она была тайно влюблена, работает в школе, или сосед по лестничной клетке Арсен Сукиасян.

Вот такой утешительный приз преподнесла наша бабушка умирающей внучке, у которой наверняка не хватит сил докопаться до истины. Слишком поздно, теперь уже поздно.

Ну вот, ты знаешь все. Поймешь ли ты меня? Я и сама себя иногда не понимаю. Хотела написать, что я тебя целую, но передумала. Просто прощай. И прости меня, если сможешь, а если нет – так тому и быть. В конце концов, я ведь тебя не прощаю.

Закончив письмо, она закрыла тетрадь и спрятала дневник на верхнюю полку. Приступ тошноты усилился. Посмотрев на полную окурков пепельницу, Лусине обнаружила, что выкурила почти пачку сигарет. Она прошла в комнату и легла на диван. Через полчаса вернулась Вардитер.

– У-ф-ф, вечно эта Сируш как начнет говорить, как начнет, так никак не закончит. У меня даже уши заболели. Лусо, ты где? – Старуха прошла в гостиную, включила свет и испуганно посмотрела на внучку. – Лусо, все в порядке? Лусо, ну скажи же…

Но Лусине словно не слышала бабушку. Таинственно улыбаясь, она смотрела на стрелки часов, отсчитывающих последние часы ее жизни, и видела аллею, в глубине которой вырисовывался силуэт матери.

– Лусо, да что с тобой? Ты меня слышишь?! – Вардитер схватила внучку за плечо и с силой тряхнула ее. – Я тут подумала, я должна тебе кое-что рассказать. Это касается твоего отца. Мне кажется, я могу тебе помочь в поисках.

Услышав слово «отец», Лусине приподнялась, но тут же рухнула на диван и потеряла сознание.

Глава 3 СЕМЬЯ

Шестнадцать лет назад самолет рейса Ереван – Москва с ревом оторвался от земли. Женщина, сидящая в кресле по правую руку от Арев, достала из сумки носовой платок и промокнула им выступившую на лбу испарину.

– В гости летишь, дочка? – спросила она.

– Нет, домой, – ответила Арев.

Девушка словно чувствовала, что город, который она никогда не видела, станет ее домом. Надежным, уютным домом, двери которого никогда не откроет ее сестра Лусине.

– Как тебя зовут?

Арев, помедлив минуту, ответила:

– Анна, теперь меня зовут Анна.

Самолет стремительно набирал высоту. Анна смотрела в окошко иллюминатора, наблюдая, как город ее детства, казавшийся когда-то устрашающе большим, превращается в скопище хаотично разбросанных точек и кривых. И чем дальше отдалялись эти точки, тем спокойнее билось ее сердце.

Она вдруг вспомнила, как в детстве с сестрой спрятали в деревянный ящик найденного на обочине дороги мертвого голубя. Забили ящик гвоздями и закопали под деревом возле дома, оплакав его окоченевшую тушку со всеми подобающими почестями. Анна представила себе такой же ящик и стала заполнять его всем тем, что связывало ее с Ереваном: голосами и лицами родственников, запахами, названиями улиц, детскими игрушками, книгами. Она забила ящик гвоздями и забросила в дальний угол памяти, чтобы воспоминания о прошлой жизни больше никогда не вырвались наружу и не причинили ей боль. Иногда она смотрела по телевизору сюжеты новостей из Армении, и тогда ящик громыхал, словно что-то зловещее разрывало его изнутри, пытаясь выбраться наружу. Она переключала канал, и через какое-то время грохот стихал. Единственное, что Анна принесла в новую жизнь, были ее приемные родители – Карен и Лилит.

Карен – борец по натуре. Мальчик, выросший без отца и потому рано повзрослевший. Защитник сестер Гоар и Карине. Единственная надежда матери, не баловавшей его вниманием и всецело сосредоточившейся на воспитании дочерей, которых ей предстояло выдать замуж за достойных армянских мужчин. Он не обижался на мать. Бегая по пыльным ереванским улицам с ватагой сорванцов, он быстро смекнул, что малый возраст не помеха тому, кто хочет заработать денег.

Вооружившись кувшином и жестяной кружкой, которую его отец когда-то привез с войны, он ходил по базару и продавал воду, зазывая покупателей звонким голосом: «Джур, сары джур!»[7]

Помогал сидящему у входа на рынок чистильщику обуви, который был уже настолько слеп, что не мог отличить черную краску от полироли. С энтузиазмом брался за уборку мусора, остающегося под прилавками после ухода торговцев.

Вечером он приходил домой и высыпал в подол матери пригоршню мелочи. Вардитер гладила пыльный ежик на макушке и приговаривала: «Молодец, Карен-джан, твой отец был бы рад». В такие минуты семилетний мальчик чувствовал себя взрослым мужчиной, который в состоянии прокормить семью.