Темная сторона Петербурга - [25]

Андрей отреагировал достойно:

— Какие пустяки, солнышко! Зачем отказываться от удовольствий? Мы всё отлично успеем. Пойдем на эти раскопки вместе!

Почему бы и нет, подумала Наташа. Вот как раз подходящий случай мягко дать понять Илье, что ее отношения с Андреем переросли в нечто такое, с чем другим теперь придется считаться.

И не надо мучиться, слова подбирать. Илья сам поймет. Догадается.

— Отлично! Тогда…

— Без двадцати два на «Новочеркасской», — сказал Андрей, и Наташа согласилась.

А как иначе? Не бывает в любви равнобедренных треугольников.

* * *

— Ну, вот, здесь всё и случилось, — пояснил Илья, обведя рукой вокруг. — Могу показать детально.

Раскопки представляли собой глубокий, в полтора человеческих роста, вытянутый на сотню метров карьер под огромным белым навесом; они спустились туда по деревянным сходням. Яркие флажки, натыканные повсюду, обрисовывали границы различных культурных слоев; круглые метки с цифрами обозначали уровни.

В раскопе никого не было: все, кто трудился на участке, ушли в административный корпус на обед.

— И что такое «всё» здесь случилось? — спросил Андрей, поглядывая в сторону Ильи колючими глазами.

Еще наверху, когда они трое встретились у входа на огороженную площадку, Андрей демонстративно обнял Наташину талию и руку не убрал, хотя идти в обнимку по узкому шатучему настилу было неудобно. Чисто технически, конечно. На внимательный взгляд Ильи Наташа ответила открытым вызывающим взглядом: да, все правильно. Его рука на моей талии — и это нормально!

Илья ничем не выдал своих чувств по этому поводу.

— Так что именно «всё» здесь случилось? — повторил Андрей, глядя на Илью победителем.

— Вообще-то многое, — ответил Илья. — Идемте.

И они пошли по длинным отмосткам в глубь карьера, то спускаясь, то поднимаясь по остаткам каменной кладки, поворачивая то вправо, то влево.

Внутри карьера голоса звучали приглушенно: звуки поглощала земля. Воздух, насыщенный влажными испарениями почвы, настораживал густым странным ароматом, где к смутно знакомым запахам мокрого железа, глины, ила, гниющей органики примешивались неизвестные запахи незнакомых вещей.

— Запах времени, — пошутил Андрей.

Скорее, могилы, подумала Наташа, но вслух не сказала.

В раскопе царило полное безмолвие. Для жителей мегаполиса отсутствие шума, само по себе странное, настораживало, вызывало непривычную неуверенность в себе.

Неизвестность, чужая земля… или, вернее, чужое время — вот куда они шли, с каждым шагом погружаясь в другую эпоху.

И встречавшая их тишина вовсе не была равнодушной.

— Люди обитали здесь еще в каменном веке. Мы отыскали следы их стоянок. Когда-то, на заре времен, эту землю заливало море. Как только оно отступило — человеческие племена принялись обживать берег.

Илья рассказывал увлеченно, и даже Андрей, не склонный серьезно относиться к тому, что делает и говорит соперник, слушал внимательно.

— Представляете, как-то раз мы тут даже снег нашли. Доисторический. В тридцатиградусную жару откопали целый пласт, заполненный снегом.

— И что вы с ним сделали? — поинтересовался Андрей.

— Часть отправили в лабораторию воды. А часть… Слепили снеговика.

Они засмеялись и ушли вперед, а Наташа отстала.

У нее внезапно закружилась голова. Мягкая, всепоглощающая тишина раскопа давила на уши.

Слишком тихо вокруг.

Было дико идти по следам людей, живших здесь сотни и тысячи лет назад. Как будто само время законсервировалось. Но теперь, постепенно оттаивая, оно выползает на поверхность, испаряется, искажает видимость, словно особый род тумана. Рабочие и археологи сняли верхний слой почвы, как крышку гроба: никто до них не касался того, что хранилось внутри: костей, могил, потерянных прежними людьми вещей. Их духа, их замерших давным-давно голосов.

Но теперь они звучат снова.

— Беги! Наталья, что стоишь?! Беги!

Женщина с темным обветренным лицом, смутно знакомая Наташе, возникла вдруг у поворота. Она кричала и отчаянно размахивала руками.

Кто она? Зачем кричит?

— Беги, дура!!! Комендант город велел пожечь! — надрывалась женщина.

Поджечь город?

Наталья оглянулась и увидела черный дым — взлетая клубами вверх, он лизал стены деревянных домов, темными призраками выступающих из огня. Вдалеке рокотали барабаны, кто-то подавал гортанные, отрывистые команды, и страшно вопили и визжали женщины.

Наталью словно ударило: мама! Отец, младшие братья и сестры! Как она могла забыть?!

Она подхватилась и побежала. И не вперед, конечно, не в крепость, а назад, к мосту, на слободскую улицу, где стоял ее дом.

Но на полпути ее изловили, схватив за руки. Солдаты-иноземцы. Свей.

Один из них, здоровенный бугай, взвалил Наталью на плечо мешком, как свою добычу, и понес в крепость.

Наталья плакала, выдиралась, тыча рукой, показывала на горящий город, но солдаты только хохотали.

— Немтыри, басурмане проклятые! — вне себя от горя вопила Наталья и пыталась отбиваться, но это привело к тому, что солдат, ее тащивший, ударил ее по щеке и, грубо перехватив руки, лишил ее возможности сопротивляться.

Вот она, нежданная погибель. Предупреждали старики, говорили: если война начнется — пожгут иноземцы русскую слободу. Спалят, чтоб самим в осаду не попасть, как прежде в старину бывало.