Темная сторона изобилия. Как мы изменили климат и что с этим делать дальше - [7]

Я родилась в 1969 году, когда большая часть людей предпочитала сельскую местность. Сейчас подавляющее большинство выбирает города. Это означает, что за последние полвека к их населению добавилось около 3 млрд человек. Немалая часть городов теперь считается мегаполисами: они вмещают больше 10 млн жителей. Еще 100 лет назад такие размеры казались невозможными; сейчас на карте мира уже 47 мегаполисов, а те, что были самыми первыми, продолжают расти дальше. В Токио на данный момент проживает больше 35 млн человек; численность обитателей Нью-Йорка перевалила за 20 млн.

Города — само воплощение большего: очаги нашей цивилизации, видимые даже из космоса. Ночью они пульсируют ярким искусственным светом и сверху больше всего напоминают паутину нейронов в мозге. От сияющих ядер городских центров расходятся поблескивающие дендриты окраин, соединенные между собой аксонами шоссе, перемигивающихся огнями.

Высокая плотность населения — это возможность концентрации труда. Прав был Генри Джордж, когда еще в 1881 году писал о том, что с приездом новых людей «появляются и новые руки, приложение которых, согласно естественному порядку вещей, позволит производить больше». История городов, восходящих к древней Александрии, рассказывает о библиотеках, проектах строительства, транспортных системах, рынках, больницах, бюрократических аппаратах, судебных системах и сотнях тысяч других начинаний, невозможных при малой плотности населения. Города всегда были и будут местами, где люди собираются в попытках разделить и преумножить свой труд.

Что касается меня, я родилась и выросла в том же маленьком поселении (всего 10 000 жителей), куда в 1920 году приехали мои дед и бабка. Став старше, я, надеясь получить образование и работу, переехала в город, где жителей было больше миллиона, — подобные истории повторяются по всему миру. За последние полвека чуть больше миллиарда человек либо родилось в городах с населением свыше миллиона, либо отправилось туда. Я была одной из множества переселенцев, и все мы стремились в город примерно по одной и той же причине — ради возможностей, которых не было дома.

Примерно миллиард беднейших из бедных, вынужденных выживать меньше чем на доллар в день, — те, кто остался в сельской местности. Более трети тех, кто лишен доступа к электричеству — не имеет возможности читать после заката, хранить в холодильнике молоко, мясо или лекарства, — жители деревень. Каждый год несколько миллионов человек перебирается в городские трущобы, ибо даже там доступность необходимой медицинской помощи выше, а заработная плата — больше, чем в родных местах. К тому же здесь все может измениться. Организация Объединенных Наций точно определяет, какие именно районы можно считать трущобами; но с 2000 года во многих из них условия жизни и доступность чистой воды улучшились настолько, что они перестали подпадать под это определение, оставаясь при этом домом более чем для 200 млн жителей.

Рост городов продолжится — люди все так же будут стремиться туда из сельской местности, и это верно для любой страны и континента. Даже в Европе и Северной Америке, где 80 % населения уже сосредоточено в мегаполисах, продолжается исход деревенских жителей. И не стоит забывать о мировой популяции: она тоже увеличивается и достигнет отметки в 10 млрд к 2100 году. Большему числу людей в бо́льших по размеру городах нужно больше большего во всех сферах, но в первую очередь — больше еды.

Это приводит нас к следующему вопросу: когда все переедут в город, кто останется управлять фермами? Ответ: практически никто. Вот «практически ни о ком» — о невидимых тружениках, которые до сих пор выращивают пищу, поддерживающую жизнь во мне и в вас, — мы и поговорим дальше.

Часть вторая. Еда

Ведь все вперед идет гигантским шагом;

Вы сами знаете, в каких размерах!

В народе все потребности растут;

Того, чем прошлый год мы обходились,

Оказывается, уж мало в этом…[3]

Генрик Ибсен. Бранд (1865)

5. Взращиваем зерно

Коль вам дано провидеть сев времен

И знать, чье семя всхоже, чье — не всхоже,

Вещайте…[4]

Уильям Шекспир. Макбет (1606)

С запада на восток от Чикаго до Шайенна и с севера на юг от Фарго до Уичито простирается участок страны, формой напоминающий сердце. Настоящее человеческое сердце, я имею в виду, а не ту ерунду, которую рисуют на открытках. В самом его центре, как раз там, где легочная артерия пересекала бы аорту, стоит Су-Сити — самый, возможно, непритязательный город во всех Соединенных Штатах. Я выросла недалеко от него, в Хартленде, в сердце сердца страны[5].

Образование там зачаточно и весьма неполно. Переехав в Калифорнию, я, например, узнала, что быть выходцем со Среднего Запада — стыдно. В первом семестре магистратуры мне довелось делить лабораторный стол с парнем из Лиги плюща, представителем интеллектуальной элиты. Выяснив, откуда я родом, он с изумлением воскликнул:

— Боже, что вы там вообще делаете?

— Еду для вас выращиваем, — ответила я, мысленно разделив мышечную массу собеседника на его способность разгребать лопатой снег.

Я не слишком погрешила против истины. Территория Хартленда составляет лишь 15 % общего размера Соединенных Штатов, но именно здесь находится больше половины всех пашен Америки. Я росла «горожанкой», однако отлично понимала: город наш существует только для того, чтобы было кому резать скот, вскормленный кукурузой, которая выращена на полях, простиравшихся вокруг на многие километры.