Темная река - [58]

Хозяйка, не старая еще женщина, развлекала гостя как умела: хвалила Хельку за расторопность, жаловалась на дороговизну, на правительство, потом снова рассказывала о Хельке.

Наступил вечер. Последний поезд ушел. Зенек лежал одетый на кровати в комнате Хельки и курил одну самокрутку за другой. Он нервничал из-за того, что девушка не возвращается, что он остался здесь, а там, в деревне, могут прийти и сжечь хату его, Бронека или Генека… Встав, он походил по комнате: туда и обратно, как в камере. Потом рухнул на кровать и в конце концов уснул.

Разбудили его чьи-то голоса. Когда он открыл глаза, в комнате было темно. Разговор доносился из прихожей. Зенек узнал голос Хельки, она говорила что-то быстро и весело, и ему показалось, что она пьяна. Хельке отвечал какой-то незнакомый женский голос и ворчливый мужской. Зенек весь внутренне напрягся и лежал не шевелясь, затаив дыхание. Хлопнула дверь на кухне, зашумела пущенная из крана вода. Теперь голоса звучали приглушенно. Зенек задумался. Значит, так? Он тяжело поднялся с кровати и пригладил волосы. Посмотрел в темноте на будильник — половина второго. На ощупь надев шапку, он осторожно подошел к двери и стал потихоньку открывать ее, боясь, что раздастся скрип. Потом, осторожно ступая, прошел через прихожую и отодвинул засов. Из кухни долетали веселые голоса женщин. Ему удалось выйти из дома незамеченным.

На улице он всей грудью втянул чистый воздух. В Саксонском саду уже начинали щебетать пробудившиеся птицы. Зенек пошел вниз по Липовой улице к станции. Первый поезд отходил в пять часов.

Притулившись в углу на свободном кончике лавки, Зенек равнодушно смотрел на суетившихся людей. Гул голосов убаюкивал его, сливаясь с шарканьем сотен ног и пыхтением паровозов. Кто-то тронул его за плечо. Он вскочил как ужаленный.

Перед ним стояла Хелька.

Несколько минут они смотрели друг на друга без слов.

— Поздоровался бы, — сказала она наконец.

Он молчал.

— Что с тобой опять стало? Какая муха тебя укусила? Только что Павлякова сказала мне, что ты приходил. Идем! — Хелька взяла его под руку.

Он не сдвинулся с места.

— Где ты была?

— Ходила в город по делам.

— До двух часов ночи?

— Мои дела не всегда уладишь днем.

— Кто это был с тобой?

— Подруга с мужем. Они еще спят у меня. Идем!

— Нет. Мне пора возвращаться домой. — Он взглянул на часы. До отхода поезда оставалось двадцать минут. — У нас теперь неспокойно. Я должен быть дома.

— Но поздоровайся наконец со мной!

Зенек чмокнул ее в щеку. Хелька взяла его под руку и почти силой увела со станции. Они перешли через Быхавскую площадь и направились в сторону Липовой улицы. Зенек хмурился, молчал. Она называла его глупышкой, упрекала, что он сразу же предполагает самое плохое, а стоило бы немножко больше ей доверять. Он слушал и думал о чем-то другом.

— Ты знаешь, что Бронек в больнице?

— Знаю. Ведь Владка была у меня.

— Всего его изрешетили. Быстро не оправится. Кончится когда-нибудь эта дьявольская стрельба?

— Хочешь, чтобы стрельба кончилась, а сам за пазухой таскаешь пистолет?

— Я — это другое дело.

— Каждый так говорит.

— Ты не веришь мне?

— А ты мне веришь?

— Не знаю… Я уже, пожалуй, никому и ни во что не верю. Ты помнишь, как я верил Матеушу? А теперь он людей баламутит, отговаривает голосовать.

— А ты голосовал?

— Разумеется.

— Трижды «за»?

— Допустим. А ты нет?

Хелька улыбнулась:

— Ты, пожалуй, еще в ППР запишешься.

— А что в этом плохого?

— Ты что, не видишь, что делается?

— А чего бы ты хотела? Никакая власть такого не потерпит…

— Я говорю не только о Польше. Америка уже понемногу спорится с Советами. Наверное, война будет.

— Чепуха! — Зенек хотел сказать что-то еще, но не нашелся. Аргументов не было.

Несколько минут они шли молча. Поднялись вверх вдоль кладбища, потом миновали казармы, — скорее, это были бараки. Часовой у ворот держал в руках винтовку с примкнутым штыком. На нем был костюм из тика, на голове круглая шапка с синим ободком.

— КБВ[9]… — объяснила Хелька, глядя на солдата, который улыбнулся ей. — Специальное формирование.

Зенек тоже взглянул на солдата. Тот размеренным шагом ходил перед воротами: три шага — поворот назад, три шага — поворот назад.

— Специальное формирование для борьбы с лесными бандами. Здесь одни коммунисты, — информировала его Хелька шепотом, хотя улица была пуста.

— Откуда ты знаешь? — спросил он равнодушно.

— Люди все знают.

В этот момент над бараками раздались звуки трубы. Играли подъем. В чистом воздухе звуки разносились далеко. Потом по казарменному плацу затопали сотни ног.

Дошли до Саксонского сада, присели на лавку, еще мокрую от ночной росы. Хелька взяла его за руку:

— Нам нужно поговорить, Зенек. Так продолжаться не может…

— Как?

— Я здесь, ты там. Я тоже хочу жить, как другие женщины. Хочу иметь мужа, дом, детей…

Он молча кивнул.

— Слышишь? Ведь я уже не девчонка! Все обманываешь меня, тянешь время, не можешь решиться. Ведь так ты вгонишь себя в гроб! Ходишь как снятый с креста, на людей смотришь как на волков.

— Чего ты хочешь от меня?

— Чтобы ты наконец решился и сказал, согласен ли сыграть свадьбу.

— Что ты так спешишь?

— Спешу или нет, но это слишком долго тянется. Люди уже надо мной смеются.