Темная полоса - [21]

– Ну, есть над чем работать, – сказала я. И добавила, ради сияния Варькиных глаз: – Ты можешь добиться всего, чего хочешь.

– Да, я хочу попасть на выставку лучших работ нашей студии. Она будет в феврале, в галерее Шельдешова.

– Ага… – Опять эта фамилия! – Конечно, будет здорово!

Глава 2

Весь следующий день я думала только о работе, отчего и настроение было рабочим. Немножко мешали всплывающие картинки утреннего сна, когда перед самым звонком будильника мне привиделся Женька – смеющийся и щурящийся от солнца. Он мне рассказывал что-то, а за его спиной плескалось море… Гнать эти мысли, гнать нещадно!

День тоже прошел спокойно, да и вообще казалось, будто все начинает возвращаться в прежнее русло. Ремонт в холле Центра завершался, кредит мы получили, преследования таинственного человека больше меня не пугали. Вечером я поужинала с Варькой, и, хоть она снова была смурая, я радовалась покою и миру.

Примерно в таком же ритме и настроении прошло еще несколько дней, и от этого в душе рождалась слабая, но очень желанная надежда, что все неприятности и беды, отмеренные нам высшими силами на этот темный период, мы уже пережили.

Ложкой дегтя в те дни были только визиты моего лучшего друга. Каждый день Дольче в настроении мрачнее мрачного являлся в Центр и начинал говорить, что надо искать убийцу Борянки, что надо что-то делать, куда-нибудь ездить и вообще жизнь не продолжается. «Темный период», – твердил он как заведенный. Не только я, но и Соня пыталась объяснить ему, что не надо будить спящих собак и гневить Бога за тишь и гладь, наступившие в нашей жизни.

– Вы просто предатели! – психанул он сегодня утром. Бросил сигарету с балкона, где мы наслаждались сентябрьским теплом и красками города, и ушел к себе.

И тут мне позвонила Варька:

– Мама, ты когда домой придешь?

– Не знаю, тут у нас еще рабочие.

– Тогда я приеду.

– Хорошо, дорогая… Что-то деточка моя хочет, – сказала я Соньке.

Улыбнувшись мне в ответ, она оставила меня одну.

Появление Варвары Александровны сопровождалось некоторой помпой. Сначала я услышала дикий бум-бум за окном. Было понятно, что подъехал какой-то гусар, который думает, что на бум-бум принцессы слетаются, как на пряники. Так как я проветривалась в это время на балконе, то с удивлением обнаружила, что из гусарской машины выскочила именно моя персональная принцесса.

Она вошла ко мне буквально через две минуты. К счастью, бум-бум стих, так как гусар укатил.

Варька аккуратно поставила свою папочку для рисунков на пол, уселась на диванчик и стала разглядывать меня недобрым взглядом.

– Ты чего это уставилась, Барби? – спросила я настороженно, хоть и ласково.

– Смотрю на лгунью.

– Что?

– Мама, ты ничего не хочешь мне рассказать?

– Деточка, я многое могу тебе поведать, но ты ж намекни…

И Варька намекнула. Из-за прямолинейности ее дурного – скажем честно – характера намек был не просто прозрачным. Не вдаваясь в метафоры, ляля заявила, что никогда не предполагала, что ее родная мать способна попытаться увести у женщины мужа, да еще и переехать несчастную на машине. И вот расплата: Варька мне никогда не простит, что я пыталась растоптать и уничтожить святого человека, которая открыла для нее радость творчества.

– Боже, – начала догадываться я. – Как ее зовут?

– Инна Ивановна Шельдешова! – выдала торжествующе Варя.

Я села за свой стол, потому что ноги перестали меня держать. Как же я прошляпила все это? Куда я смотрела? И что мне теперь делать?

– Варя, несправедливо делать выводы, выслушав только одну точку зрения. Может, ты послушаешь и меня?

– Мама, а что ты можешь сказать? Есть факты!

Я заметила, что у Варьки задрожали губки. Она переживает, пересказывая мне чужие обвинения. Она стыдится моего поступка, потому что любит меня. Она одумается. Надо только как-то оградить ее от Инкиного влияния. Да и кто ей позволил лезть в воспитание моего ребенка?

– Зайчик…

– Не смей так со мной обращаться! Я уже не зайчик, не котик, не Барби! Я взрослая!

Она вскочила с места и бросилась к выходу.

– Варенька…

Бежать за ней я не могла. Она не стала бы меня слушать, да и стоящих оправданий у меня не было.

Слезы, которые, как мне казалось, я уже выплакала, снова катились из моих глаз, да так, что я даже не заметила, как рядом со мной оказался Дольче.

– Что с твоим дитем? – спросил он. – Она бежала, будто за ней гнались динозавры-рапторы. Даже «здрасте» не сказала.

Я попыталась передать ему суть нашего разговора. Дольче сочувственно погладил меня по плечу, но по-настоящему в этой истории его заинтересовала только одна деталь.

– А что, Варька и впрямь хорошо рисует? – спросил мой друг, наливая мне стакан воды.

– Ну… не знаю. Возьми ее папку, посмотри. Варька забыла ее возле дивана.

Дольче разместился в кресле, достал рисунки моей Фриды Кало. Он молча листал их, пока я сама не подошла к нему и не села рядом.

– Ну что?

– А ты не видишь? У нее очень много возможностей в жизни: стать великой поэтессой, адвокатом, ученым, серфером, уборщицей, шпалоукладчицей, моделью, астронавтом…

– Дольче, перестань.

– …но она никогда не будет художником.

Он начал говорить терминами, а я призадумалась – я увидела то же самое, что и Дольче, а Инна хвалит каляки-маляки Варьки, будто это ранний Леонардо.