Тёмная поэзия - [31]
Я должен идти.
Не могу оставаться в начале пути.
Ждет дорога меня в бесконечную даль.
Успокойся, пусть тихо умолкнет печаль.
Я должен идти!
Прощай.
Я, как воин умру по дороге вперед,
Я, как волк, побегу через лед и песок,
Пролетая оленем сквозь бурю и лед!
Я живу, как огонь, лишь в движеньи, как зверь!
Мне так много до смерти осталось пройти.
Поверь.
Я должен идти.
Радомир (Роман) Волков. Я крылат…
Я крылат! О, Боги! Я летаю!
Мне за миг до смерти крылья дали,
Чтоб увидеть то, что я не знаю –
Солнцем окровавленные дали.
Виду бронзу рек, поля родные,
Степи с волосками трав лежащих,
Голые пустыни золотые,
Скалы, льдом покрытые блестящим.
Всюду: на льду, песке и глине,
За Богов, за женщин и за злато.
Человек погряз в гнилой трясине,
Счастье убивает злым булатом.
Боги! Жизнь и крылья заберите!
Ввысь я полечу, навеки молод,
В мир, где нету зла, меня возьмите!
В царство, где царит огонь и холод!
Радомир (Роман) Волков. Луны лицо серебристое…
Луны лицо серебристое
Располосано веткой заснеженной.
Как нерв, дорога ребристая,
По полям по пухлым, изнеженным.
От звезд повеяло холодом,
Бородой – облака не небес лице.
Снежинки, как девочки молоды,
О Морозе поют, ледяном отце.
Леса со снегами целуются,
Твердый холод всю ночь песни пел, любя.
Ветра льдом обветренным дуются.
Зима! Я, твой сын, улетаю в тебя!
Vlad Unforgiven. Зеркало черных вод
Посмотри на меня своим взглядом надменным
перед тем, как в мои погрузиться флюиды.
Твоё грехопадение шло постепенно,
отражённое как мироздания виды.
Ты упитан судьбой, изящен и гладок
и добился того, к чему шёл пядь за пядью? -
раз желаний увидеть желаешь остаток,
над моею склонившись тихою гладью?
Хочешь видеть грядущее или былое?
Сокровенную тайну или интригу?
Так смотри – ничего никогда я не скрою,
если жизнь привела тебя к этому мигу!
Дни и ночи, ликуя, бейся в экстазе
или рви свои волосы от сожаленья.
Серебро отразить я сумею от грязи,
Как тебя от твоей трепещущей тени!
На обман я отвечу обманом таким же,
Покажу тебе истину, если ты прав!
Среди тысячи глаз твои я увижу,
В них своим отраженьем призрачным став!
От солёной слезы мне ни будет ни прока,
как от крови, пролитой во имя чего-то..
Я – из бездны в реальность смотрящее око,
Для кого-то источник, кому-то болото.
Для одних ты – судья, другим – подсудимый,
Мы с тобою немного поэтому схожи.
Только я беспристрастно, а ты – только мнимый,
рассуждающий лишь, справедливее кто же!
Бросишь камнем в меня – напрасно жди чуда!
От него не пойдут, расплываясь, круги…
Суеты я даю тебе образ, покуда
Сатана или Ангел не крикнут "БЕГИ!"
Кто – "ВПЕРЁД!", а кто-то, наверно – "НАЗАД!"
Я совета не дам, куда сделать твой шаг.
А сказало бы если – то невпопад,
потому что ни друг я тебе и не враг,
но немое свидетельство мыслей и действий
твоих смертных грехов и твоей благодати.
Сотворяй и мечтай! На меня не надейся,
с глубины раз меня увидевший, кстати!
Для твоей жалкой плоти, как чувств, я бездонно.
Не боишься парить в остывшем нутре,
погружаяся, смертный, в вечности лоно,
где для света и тьмы не место игре!
Кэт. В свете вечернем…
Сердце мое – фонарь изо льда.
Внутри его страсти пылают.
Но крепок тот лёд – и никогда
От жара огня не растает.
В свете вечернем
Между небом и льдом,
Где порочные чувства,
Нет связи имен.
Имя ничто, имя пустяк.
Имя свое ты отдашь просто так.
Грубые ласки…
и руки чужие схватят тебя и швырнут на постель.
Сладость разврата подобная яду…
Но оттого ее любят сильней!
Не отбрасывая тени,
Мы летим во мгле ночной.
Лишь луна на небосводе,
Лишь луна, да мы с тобой.
Путь наш странен и ужасен.
Мы летим во мгле ночной.
Нет покоя и убийцу
Все никак мы не найдем.
Ты любил меня, а муж мой
Был никчемен, зол и груб.
Как могла я уклонялась
От твоих горячих губ.
Но так сладко пахнут травы,
Чуть умытые росой,
Что однажды ночью темной
Я пришла к тебе домой.
Ты, конечно, помнишь, милый,
Как прекрасен этот грех.
И что той же ночью темной
Нас зарезали двоих.
Но не скроется убийца-
Мы найдем его, друг мой.
И тогда пускай пощады
Просит он у нас с тобой.
Поцелую тебя я в губы,
Поцелую тебя я в глаза.
И в мечтах рисовать ты будешь
Уже не ее, а меня.
Сладкий сон тебе смежит веки:
Хорошо у меня подремать!
Та – другая пусть рвет и мечет:
Не ее ты захочешь ласкать.
Aliyda. А кто-то лишен лабиринта…
А кто-то лишен лабиринта
И мучится жаждой неволи.
Нельзя не довериться боли,
Сжигающей день без остатка –
Пространство и время иллюзий,
Что любят плеваться в Луну,
Кидаться в нее чем попало.
Aliyda. Мучительно чувствую жажду…
Мучительно чувствую жажду
Того, что так тянет отвергнуть,
Что близко и так запредельно,
Как собственный глаз.
Такая смешная печаль.
Не думай, что сможешь понять,
Не верь, что захочешь забыть –
Вернешься на круги своя.
Aliyda. Бывает тоска ни о чем…
Бывает тоска ни о чем,
Бывает томленье нигде, –
Очерченный знак на воде,
Туда, где швыряли копьем,
Пытаясь сломать отраженье
Чего-то в себе самом.
Avatar_Alco. Последнее желание
Как это и не грустно,
Но умереть мне суждено.
Но как же так? Внутри все пусто,
Лишь имя вертится одно.
Последнее желанье, говорите?
Сейчас скажу… Ну что ж, пускай
Как только вы меня казните,
То попаду я сразу в рай.
Ха-ха! Как это, невозможно?
Книга рассказывает о сатанизме, впрочем, не ставя цели пропагандировать сатанизм, поскольку это невозможно. Сатанист – это особый тип личности, и им, вероятно, нужно родиться. Поэтому численность сатанистов в мире никогда не будет больше некоторого определённого значения, но это и не нужно. Если вы читаете книгу из простой любознательности, прежде всего забудьте всё, что вы читали о сатанизме в газетах или слышали по телевидению. 99% того, что говорят о сатанизме средства массовой информации, не соответствует действительности.
Книга рассказывает о сатанизме, впрочем, не ставя цели пропагандировать сатанизм, поскольку это невозможно. Сатанист – это особый тип личности, и им, вероятно, нужно родиться. Поэтому численность сатанистов в мире никогда не будет больше некоторого определённого значения, но это и не нужно. Если вы читаете книгу из простой любознательности, прежде всего забудьте всё, что вы читали о сатанизме в газетах или слышали по телевидению. 99% того, что говорят о сатанизме средства массовой информации, не соответствует действительности.
Давно заброшенная и забытая Древними старая законсервированная база на одной из далёких и обследованных ими планет, внезапно посылает сигнал в метрополию. В произведении рассказывается о том, как развивалась и складывалась жизнь аборигенов, после ухода с планеты Древних, посеявших на ней семена разума.
11 февраля 1985 года был убит Талгат Нигматулин, культовый советский киноактер, сыгравший в таких фильмах, как «Пираты XX века» и «Право на выстрел», мастер Каратэ и участник секты, от рук адептов которой он в итоге и скончался. В 2003 году Дима Мишенин предпринял журналистское расследование обстоятельств этой туманной и трагической гибели, окутанной множеством слухов и домыслов. В 2005 году расследование частично было опубликовано в сибирском альтернативном глянце «Мания», а теперь — впервые публикуется полностью.
Софья устраивается на работу в банке, а там шеф - блондин неписанной красоты. И сразу в нее влюбился, просто как вампир в гематогенку! Однако девушка воспитана в строгих моральных принципах, ей бабушка с парнями встречаться не велит, уж тем более с красавцем банкиром, у которого и так налицо гарем из сотрудниц. Но тут случилась беда: лучшую подругу похитили при жутких обстоятельствах. Потом и на Соню тоже напали, увезли непонятно куда: в глухие леса, на базу отдыха и рыболовства. Вокруг - волки воют! А на носу - Новый год!.
Рассказы, которые с 2008 по 2010 г., Александр Чубарьян (также известный как Саша Чубарьян и как Sanych) выкладывал в сети, на своём блоге: sanych74.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Каждый месяц на Arzamas выходила новая глава из книги историка Ильи Венявкина «Чернильница хозяина: советский писатель внутри Большого террора». Книга посвящена Александру Афиногенову — самому популярному советскому драматургу 1930-х годов. Наблюдать за процессом создания исторического нон-фикшена можно было практически в реальном времени. *** Судьба Афиногенова была так тесно вплетена в непостоянную художественную конъюнктуру его времени, что сквозь биографию драматурга можно увидеть трагедию мира, в котором он творил и жил.