Темная охота - [46]

— Глянь-ка, Пит! — сказал ломающийся голос.

— Ого, а вот еще!

Следы! Я же таскался по грязи и мокрой земле, а здесь сухой камень. Надо же так развинтиться!

— Куда он делся? — спросил первый.

— Никуда не денется! — уверенно отозвался Пит и крикнул:

— Давай сюда!

Подошли еще двое и загородили щель. Мне были видны все.

— Надо эту дыру проверить, — сказал один из них, тыча пальцем в мою сторону.

— Так ведь он вроде туда полез, — возразил первый, вглядываясь себе под ноги и указывая куда-то вбок.

Я затаил дыхание. Если заметят, пристрелят как куропатку.

— Здесь его нет! — гулко раздался голос рядом, а потом уже снаружи: — Может, его внизу зацепило, надо пройтись!

Пройдись, пройдись, милый, взмолился я, мне бы еще минут двадцать, ну, десять, темно уже.

— А следы?

— Не поймешь, вроде он снова вниз пошел. Или наверху засел?

— Переждем, — сказал молчавший до сих пор подросток. — Ночью никуда не денется, а утром мимо нас полезет. На дороге встретим.

Они заговорили разом, заспорили, потом Пит заявил, что за палаткой лучше не ходить. Во-первых, можно нарваться (боятся меня, сопляки!), а во-вторых, до утра можно пересидеть здесь, в расщелине. Не маленькие!

У меня пересохло в горле. Мышеловка захлопнулась! Навалился Большой Страх и стал душить, в голове опустело, и в этой пустоте завизжал тонкий голос: «Беги, беги, беги…»

Бежать было некуда. Хорошая каменная гробница! Я хотел подняться, но из ног будто вынули кости.

Они по одному протискивались в расщелину, еще несколько шагов, и Пит скажет: «А вот и наш капитан», — или что-то в этом роде, и вид у меня будет глупый и позорный.

Страх вдруг ушел, испарился, на какое-то мгновение мне померещилось, будто я снова окопался в дюнах, а рядом Гервег пытается снять пулеметчика с вышки, и хоть нет у меня ни к кому здесь ненависти, я буду стрелять и убивать, чтобы не убили меня.

Это видение еще не успело исчезнуть, когда я вскочил и нажал на спуск.

Сухие хлопки слились в длинный треск и заметались в каменном мешке.

«Что я натворил, — обожгла мысль, — в кого стрелял?!»

Пит был еще жив, когда, шатаясь, я подошел к нему. Он что-то пробормотал и уронил голову.

Что я натворил, я же убил их! Не знаю, сколько времени я простоял над ними, тупо повторяя: «Что я натворил, что я натворил, что я натворил…» Но тогда я еще не понимал — что! И когда вдруг понял, пришел огонь и выжег мозг, в глазах замелькали багровые пятна. Их лица в темноте не были видны, но я вдруг решил, что один из них — мой сын!

Не помню, что было потом. Кажется, я по очереди тормошил их, лепетал: «Вставайте, ребята, поиграли и хватит», — и другой вздор. Потом меня подняло с места и кинуло вниз; продираясь сквозь кустарник с закрытыми глазами, я споткнулся и полетел лицом в листья, и единственной при этом мыслью было: «Сейчас проснусь…»

Я стоял на тропе, у ног моих лежал «дюрандаль». Шок прошел, холодное отчаяние сковало меня. Было все равно, идти вниз, к полигону, а там застрелиться или спрыгнуть в реку здесь. Самое подлое, что одновременно с этим я не собирался делать ни того, ни другого, мелкие оправдания возникали и тут же стыдливо гасли. Но придет их час, они расцветут потом, и память все смажет.

Ложь, сплошная ложь! А правда — вот она: кровь детей моих на руках моих. И моя ли в том вина? Им сказали — убей, их научили — как, им объяснили — зачем. Что с того, если они не здесь, а там свирепствуют в зондеркомандах, что с того, если они замарали имя человеческое во веки веков?! А эти и меня сделали убийцей, чистоплюи! Кто им дал право вязать нас кровью? Кто дал право загонять в казармы, продавать в наемники?..

Игры без правил кончаются кровью.

Я сел на камень и долго просидел в темноте.

Звезды начали исчезать, потянуло сыростью, наползал туман. Туманом сопровождался мой приезд сюда, им же и кончается. Ничего, это ненадолго. Теперь я начну задавать вопросы, и пусть они попробуют мне не ответить!

Если ведется игра без правил — устанавливай свои правила!

Я подобрал «дюрандаль» и пошел наверх, к школе.

О. Корабельников БАШНЯ ПТИЦ

О. Корабельников. Башня птиц.

Авторский сб. «Башня птиц»,

Красноярск, Кн. изд-во, 1981

Да, человек есть башня птиц,

Зверей вместилище лохматых,

В его лице — мильоны лиц

Четвероногих и крылатых,

И много в нем живет зверей,

И много рыб со дна морей…

Н. Заболоцкий

Глава первая

Этим летом на большом протяжении горела тайга, и все десантные бригады были стянуты к очагу, но все равно, несмотря на усилия и жертвы, огонь медленно расползался вслед за ветром и только реки не пропускали его, сдерживали неумолимое продвижение, опрокидывая в себя раскаленную лавину. Все, что могло двигаться в тайге, все, кто имел ноги и крылья, уходили от огня, и только деревья и травы, сроднившиеся с землей, умирали молча, да и то старались посылать свои семена по ветру, на лапках птиц, в шерсти зверей — подальше от огня и гибели.

Гремели взрывы в тайге, надрывно ревели бульдозеры, в дыму и чаду без отдыха работали люди. И Егор чувствовал себя посторонним здесь, чужим и этим людям, и этой тайге с ее неподвижными деревьями, с бегающими, ползающими и летающими жителями ее. В район пожара он попал случайно, и цели его не совпадали с той тяжелой работой, что делали эти люди. Он бродил по заброшенным таежным деревням, искал там прялки, самовары и темные, рассохшиеся иконы. Все это умирало с течением времени, рассыпалось в пыль, и Егор стремился удержать хоть то немногое, что попадало в его руки. Близкий пожар остановил его, и теперь он ждал, когда очаг отграничат и можно будет без излишнего риска двинуться дальше, вверх по течению реки. Отпуск его заканчивался, и он досадовал на непредвиденную задержку, и скучал в небольшом селе, где жили и десантники.