Дома Высик подогрел себе котлеты-полуфабрикат, вскипятил чайник — все на электроплитке в его собственной комнате. Высик не любил без крайней надобности толкаться на кухне среди других соседей. Он не так давно сменил керосинку на электроплитку. Но керосинка стояла в углу, заправленная керосином, в полной боевой готовности. Мало ли в какой момент она может понадобиться.
Высик поужинал котлетами с зеленым горошком, несколькими ломтями хлеба, присыпанного солью и заварил себе большую кружку крепчайшего чая. Бутылка водки у него в заначке была, даже полторы бутылки, но сегодня выпивать как-то не хотелось.
Потягивая крепкий ароматный чай, покуривая папиросу, он продолжал размышлять. Потом поглядел на часы.
— Поздновато, конечно. Хотя…
Еще несколько минут раздумывал, хмурясь, потом встал отправился к телефону, находившемуся в коридоре, в отдаленном закутке.
— Девушка, — сказал он, дозвонившись на междугороднюю станцию, — дайте мне Одессу, номер…
Высик решил позвонить Шалому (Вячеславу Илларионовичу Неховатко — но его иначе, как Шалый, никто не называл, здорово прилипло к нему это прозвище), одному из самых старых и надежных своих друзей-приятелей. Встретились они на фронте. Шалый, до войны один из лучших картежных шулеров эсэсэсэрии, пришел в конную разведку после лагерей, как раз перед войной срок получил за убийство, не за что-нибудь, резкое слишком выяснение отношений получилось за картежной игрой, и после штрафбата, кровью искупив, и как раз под начало Высика попал. Обаятельный щеголь, со всегда аккуратно ухоженными усиками, был он парнем отчаянней некуда, сорвиголова. К Высику с первых же дней проникся так, как проникались и все другие разведчики — тоже, в основном, из штрафбатовцев — и готов был за своего командира в огонь и в воду. Под началом Высика он и Героя Советского Союза получил.
Высик волновался, как бы после войны Шалый не покатился назад, в тот мир, откуда прибыл, потому что лихие замашки у него сохранялись, но Шалый не подвел командира. Как устроился в погранслужбу, на катер, выслеживающий контрабандистов, так и продолжал там служить. Была история, в первый послевоенный год, когда он примчался по зову Высика, помочь разобраться с крупными неприятностями. Тогда же и с будущей женой своей познакомился — с подачи Высика, можно сказать. На свадьбу Высик приехать не смог, но позже бывал у них в гостях, после рождения ребенка… Связь между ними никогда не прерывалась, хотя лично встречаться им, к сожалению, редко.
Теперь Высик услышал в трубке характерный голос Шалого:
— Алло?..
— Вопросец у меня к тебе, — без всяких предисловий сообщил Высик.
— Командир!?.. Слушаю.
— Ты про такого Кирзача никогда не слыхал? В миру, Иван Сергеевич Пыров.
Шалый коротко хмыкнул.
— Это сбежал который? Мы тоже на него ориентировку получили, на случай, если он с контрабандистами попытается за границу махнуть.
— Я имею в виду, лично ты с ним не встречался?
— Было разок, в Ростове-на-Дону. Так почти двадцать лет прошло…
— И все равно, что скажешь?
— В чем конкретно проблема, командир?
— Это я его брал.
— Ясно… И хочешь знать, к чему быть готовым? А с чего ты решил, будто Кирзач из тех, кто может в твои края вернуться? Угрожал с тобой счеты свести, когда ты его покрутил?
— Да нет, не во мне дело. Его мести я не боюсь. Только вот… Нескладуха получается. Мне важно понять, хороший он картежник или нет. От этого очень многое будет зависеть.
— В смысле, с какими понтами он ставки гнет и карту мечет?
— Приблизительно так.
— Ну… — Шалый взял паузу — подумать. — Говорю ж, почти двадцать лет прошло. А тогда… картежником он был средним. В смысле, пока с ясной головой играл, любого сделать мог. Даже я с ним какое-то время ухо востро держал. Но заносит его быстро, с любой подначки, с первого крупного выигрыша. И тут, наоборот, его голыми руками можно было брать. Человеку, смыслящему в картах, я имею в виду, фраера Кирзач и в таком состоянии сумел бы обломить. Я бы сказал, что-то бешеное в нем появлялось, чуть ли не запойное… — тут Высик удовлетворенно кивнул, хотя Шалый и не мог этого видеть. — Он первый день нормально отыграет, карту словно рентгеном видя, но потом остановиться уже не может, и играет сутками напролет, пока все не продует… Да, до пустых глаз играл… И еще я бы сказал, что он больше был похож не на картежника по духу, а на… да, на цепного пса, что ли. На цепного пса, который запоем играет, чтобы о своей цепи забыть. Годится, командир?
— Уже кое-что. Недаром говорят, «каким в колыбельку — таким и в могилку».
— А ты ему могилку вырыть хочешь? — поинтересовался Шалый. — Обиделся на него, что он опять на свободе и, вроде как, над твоими стараниями поглумился?
